Скоморох
Шрифт:
— Это как? — Удивлению Радима не было предела.
— Только не падай. Мое настоящее имя не Богдан. И о возрасте моем по лицу не суди. Зовут меня Туровид Волхв, я — великий заводила Коло Скоморохов.
— Вот это да! — только и смог выговорить Радим.
— Отправился я в дальний путь, чтобы лучше узнать тех, кого боги мне поручили. Признаюсь, путешествие пошло на пользу. Иначе видится скоморошья жизнь из стольного града. Не так я все себе представлял. Теперь буду иначе дела вершить. Вот, к примеру, твой случай. Отныне Коло можешь не бояться. Никто тебе ничего сделать не посмеет, указывать,
— Вот это да! Не ожидал, что волхв у меня в учениках ходить будет…
— Ну, пора прощаться, — внезапно на тропе нарисовалась развилка. — Мне налево, тебе направо. Не поминай лихом! Удачи!
— Постой! А может, мне с тобой?…
Богдан отрицательно покачал головой, махнул на прощание рукой и потопал по левой дороге.
— Счастливо! — запоздало произнес Радим.
Чуть подумав, скоморох бросился следом за волхвом. Надо ж хоть поблагодарить человека, извиниться за сказанное в запале. За первым же поворотом тропинка пропала, цепочка следов оборвалась. Богдан исчез, будто испарившись. Радим от досады сплюнул и, тяжело вздохнув, повернул к развилке. Нелегка скоморошья доля.
СКОМОРОХ И КРЕСТ
Глава 1
Меж облаков ярко светило солнце, даря земле редкое для велесеня тепло. Золотистые листья берез трепетали на слабом ветерке. Трава еще не пожухла: зеленый ковер, местами расцвеченный розовым клевером, плотно устилал широкое поле.
Радим вышел на раменье шагом путника, привыкшего к дальним странствиям. Внешность его соответствовала походке: мешок плотно притянут к спине холщовыми лямками, ноги обуты в добрые кожаные боты, в левой руке — резной дорожный посошок. По веретьяной рубахе и портам, местами выправленным заплатами, можно было с уверенностью сказать, что Радим — муж не зажиточный. Однако взгляд живых, хотя и грустных глаз выдавал в нем человека, способного добыть хлеб насущный.
Тропа была хорошо утоптана. Хоть и не вела она в великий град, но шла через богатые новгородские села, в которые не гнушались заходить иноземные купцы и княжьи вирники. На дальнем конце поля нарисовались темные силуэты изб. Неказистые строения, сооруженные из толстых бревен, врытые в землю так, что наружу торчала только соломенная крыша, были уютными жилищами. Об этом Радим ведал не понаслышке. Ему часто приходилось ночевать у гостеприимных селян, ведь вот уже пятнадцать лет, как его ноги не ведали покоя.
Радим родился сыном скомороха и, когда остался сиротой, не нашел ничего лучшего, чем продолжить дело отца. Ловкость и силу родителя отрок унаследовал, даже превзошел. Беда таилась в том, что в душе юноша вовсе не был весельчаком и затейником, стремящимся развлечь добрый люд, Радим всего лишь хотел не умереть с голоду. Пока это ему удавалось. Были у него и счастливые полосы жизни, и не очень. Случалось, он даже получал искреннее наслаждение от собственных представлений. Однако чаще скомороший труд Радима не радовал. Уж сколько
Пока не удавалось.
Радим рассчитывал хорошенько отдохнуть в селении, благо сохранилось несколько кун, заботливо спрятанных на дне мешка. Месяц в пути — немалый срок. Хотелось хорошенько попариться, стряхнуть дорожную пыль, расслабиться, отъесться. А главное — надо было подумать, куда идти дальше.
С новгородской землей у Радима были связаны не самые лучшие воспоминания. Тут ему в прошлом довелось не на шутку бороться за свою жизнь, и кое-кто из врагов, вероятно, еще жив. Встречаться с ними совсем не хотелось. Но на полудне тоже делать было нечего.
Скоморохов в последние годы развелось пруд пруди, многие тиуны и воеводы из-за тихой жизни ударились в разгул, ушлый народ это почувствовал, быстро напялил личины и бубенцы, толпами пошел по богатым дворам. На закате Радим только что побывал, посетил Полоцк, отзимовал в Минске. Особых восторгов эти земли у него не вызвали: люди там жили скаредные, скупые на еду и серебро. Можно было отправиться на восход, к Ростову и Ярославлю. Грады — хоть куда, не богатые, но на пропитание хватит. Другой путь — рискнуть и податься в Новгород, благо тут недалеко. Эта полуночная столица давно манила скомороха, да только именно в Новгороде жили те, кому Радим не был особенно люб.
Думы не помешали путнику заметить, что на участке поля еще колосится овес — это в канун Родогоща дня, когда урожай должен быть собран и сосчитан! — а в селении подозрительно тихо. Ни кудахтанья кур, ни коровьего мычания. Не блеют козы, не звучит молот коваля, не скрипит колодезный журавль. И ни над одной избой не вился дым очага. А день нынче хоть и погожий, но не настолько, чтоб забывать о тепле и горячей пище.
Подозрения усилились, когда скоморох приблизился к околице: нигде ни души. На грядках росли заботливо посаженные репки, морковь и свекла, вокруг изб стояли усыпанные плодами яблони, но хозяева будто исчезли. Пройдя село до конца, Радим обеспокоился не на шутку. Изб было не меньше полусотни, однако все казались покинутыми.
Что это? Куда подевались жители?
Радим громко крикнул, однако никто не ответил. Мертвое село; два ряда заброшенных домов. Страх охватил скомороха. На спине и шее выступил липкий пот. Надо скорее убираться отсюда.
Скоморох ясно сознавал опасность, но любопытство вкупе с шевельнувшейся в душе алчностью принудили задержаться на время. Может, пожитки в домах остались нетронутыми? Стоит посмотреть, нельзя ли чем поживиться. Главное — все сделать ловко и быстро. А это Радим умел как нельзя хорошо.
Скоморох легко перепрыгнул плетеную изгородь. Быстро подбежал к двери в избу, распахнул и скользнул внутрь. На всякий случай негромко спросил:
— Кто живой есть?
Ответа не было. Пока глаза привыкали к сумраку помещения, Радим двигался плавно, боясь что-нибудь задеть и раздавить. Освоившись, он цепким взглядом окинул клеть. В центре горницы стоял грубо сколоченный стол, рядом — широкая скамья. На стене бурая медвежья шкура. В углу темнел холодный очаг. На длинном воронце теснилась глиняная утварь. Хозяева будто вышли ненадолго, оставив хозяйство как есть.