Скопа Московская
Шрифт:
И всё же на пиру я говорил, что приму любую службу, и отказываться от своих слов не собираюсь. Раз хочет царь моей смерти, так тому и быть, да только принимать участь свою молча я не собирался. Снова на душе стало легко, как перед атакой, и я обратился к царственному дядюшке.
— А войско как же? — спросил я. — Кто воеводой будет теперь? Трубецкой или князь Димитрий? Они тебе навоюют, государь. Читал я в юности книгу как-то про Сида Гишпанского, так там король, когда Сида Кампеадорца от себя услал, проснулся от кошмара ночного. И снилось королю, что руку он себе правую отрубил.
Тут я врал царю причём
— Будет кому и без тебя войско повести, — ответил мне царь Василий. — Тебе же надо сделать так, чтобы не понадобилось оно хотя бы противу Литвы.
— Воеводы мои на пиру, — сменил я тактику, — наказ мне дали передать тебе, государь, что дворянству заплатить надобно. Иначе в следующий раз не соберём мы его для битвы.
Князь Дмитрий уже состроил такую рожу, что видно было хочет влезть с очередным ценным комментарием, однако царь ожог его таким взглядом, будто плетью через всё лицо перетянул. И младший брат его тут же сник и ничего говорить не стал.
— Будет дворянам оплата по свидетельствам окладчиков с Можайского смотра, — заверил меня царственный дядюшка. — А после войско распустить придётся по домам да на Окский рубеж направить. Ногаи да татарва покою нам не дадут. Да то уже не твоё дело, Михайло, ты собирайся в литовскую землю, поедешь новую службу править.
— Жена моя на сносях, — заявил я, — как бы дорогой не родила.
Даже моего профанского знания хватило на то, чтобы высчитать родит Александра не раньше февраля. Вот только государь вряд ли в этом понимает хоть что-то, для него это вообще тёмный и запретный лес.
— Суздаль снова за нами, — ответил он, — вот туда супружницу свою с матерью и отправь с Москвы. От суеты здешней отдохнёт, а брат мой меньшой их туда сопроводит.
Вот тут я зубами скрипнул. Я-то хотел их в своё поместье отправить, от греха подальше, но царь рассудил иначе. Александра с мамой становились его заложницами уже не в Москве, а в Суздали — вотчине Шуйских, которая после разгрома польского короля поспешила прислать весть о верности царю. И присматривать за ними будет сам князь Дмитрий, надёжней сторожа не придумать.
С тяжёлым сердцем подкинул я Кремль. Очень не хотелось мне выполнять царёвы приказы, да только никуда не денешься. Откажись, и это уже не опалой грозит — это натуральный бунт, и после у меня только две дороги останется. Или в узурпаторы на саблях и пиках ещё не распущенного войска или на плаху. Хотя до казни вряд ли дело дойдёт. Не станет царственный дядюшка меня вором объявлять, просто удавят потихоньку или отравят во второй раз, но уже с гарантией, так чтобы точно не выбрался с того света.
И всё же раз при всех на пиру объявил, что иной награды, кроме службы мне не надо, так нельзя от неё теперь отказываться. Князья слов на ветер не бросают. Придётся разбираться с Литвой. Тем более если письма, о которых говорил царь Василий, и в самом деле есть, то быть может не всё так печально для меня. Хотя не очень-то в это верилось. Честно говоря, совсем
Но для начала надо решить вопрос с семьёй. Отдавать их под пригляд князя Дмитрия не хотелось совершенно. Так они будут в заложниках у царя и что куда хуже в полной власти его брата, который ненавидит меня. Для царя Василий Александра и мама будут гарантом моей верности, вот только что-то подсказывало мне, что долго власть его не продержится. С такими-то советниками, как князь Дмитрий и Трубецкой, который теперь в фаворе. На одном Иване-Пуговке царственному дядюшке моему не удержаться. Маловато для этого самого младшего из братьев Шуйских. Тем более что влияние князя Дмитрия на царя росло с каждым днём всё сильнее.
И вот тут у меня как будто бы появлялась возможность убить одной стрелой двух зайцев. Но это если повезёт. Вот только чтобы удача была на моей стороне, надо крепко брать дело в свои руки и не доверять ничего или почти ничего слепому случаю.
— Алферий, — обратился я к верному Зенбулатову. Служилый татарин сопровождал меня всюду после гибели Болшева при Клушине, — как вернёмся на двор, бери пару выборных дворян и отправляйся вслед за свейским войском. Оно сейчас к Клину идёт или уже миновало его. Заводных коней берите и нагоните войско. Найди там Петра Делавиля или Ивана Караула, пускай по старой дружбе дадут мне рейтар на одно дело. Награду обещай от меня добрую.
— Мне бы кого из немцев взять, — вздохнул Зенбулатов, — а то как же я со свеями изъясняться буду? Кроме самого Делагарди у них в войске, почитай, никто по-русски ни бельмеса. Как и я в ихнем немецком наречии.
— Откуда мне немцев взять, — развёл руками я. — Ты как доберёшься до свейского войска, разъездам имя моё назови да покажи грамотку. Я в ней всё распишу. Передашь её Делагарди, он не откажет, даст рейтар. Я буду ждать вас в Дмитрове.
— А что делать-то надо? — спросил у меня Зенбулатов. — У меня ж Делагарди спросит о том первым делом, ещё прежде чем грамотку твою, княже, читать станет.
— Жену мою да мать выручать, — честно ответил я. — Чтобы не достались они царю да князю Дмитрию в аманаты.
— Доброе то дело, — буркнул себе под нос Зенбулатов.
Уверен, он бы и на злое дело пошёл прикажи я, однако одобрение его было для меня важно. Те, кто знает что и ради чего куда-то едет, а порой и жизнью рискует, всегда сделают порученное лучше тех, кого держат в неведении. Хотя порой и это тоже нужно, как ни крути.
Вернувшись домой, я сразу же потребовал бумагу и чернила, а закончив писать прошёл на женскую половину и поднялся в жёнину горницу. Там же застал и мать, что меня только обрадовало, вот только поводов для настоящей радости не было вовсе.
— Опала? — первой спросила у меня мама, увидев мрачное лицо моё.
— Хуже, матушка, — честно ответил я. — Приговор, почитай.
Я и не щадя их с Александрой рассказал о той службе, что поручил мне государь. Не забыл рассказать и о том, что они отправляются в Суздаль, чтобы стать заложницами, обеспечивающими мою верность царю, да ещё и под присмотром князя Дмитрия.
— Пощадил бы хоть Сашу-то, — укоризненного высказалась мама, когда супруга моя схватившись за живот поспешила покинуть горницу, чтобы лечь в постель. — Нет в тебе жалости порой, сынок, привык со всеми, как с ратными людьми обходиться.