Скопин-Шуйский. Похищение престола
Шрифт:
— С чем оно пришло?
— А кто его знает. Не думаю, что с добром. Федору Ивановичу поручил с имя беседовать. Я что тебя позвал, Мишенька? Акромя как на тебя — не на кого мне положиться. Придется тебе к шведскому королю ехать, сынок. Просить помощи.
— Он же вроде сам уже предлагал.
— Вот, вот, он-то предлагался, а я кочевряжился: мол, не надо. Сами управимся. Вот и управились. — Голос у царя пресекся, и он умолк, пытаясь справиться с подступившей вдруг слабостью. Долго молчал и заговорил
— Когда под Тулой стояли, Болотникова выкуривали, от Карла IX опять посланец пожаловал: не нужна ли помощь? Ну, думаю, зачем она мне? Болотникова вот-вот прикончим, а шведы ведь за так помогать не станут, обязательно что-нибудь попросят за услугу, либо Корелы, либо Иван-город. Сказал посланцу: мол, спасибо его величеству за заботу, но не нуждаемся. А ныне вон к горлу подступили, хоть в петлю. Про юг уж молчу, так ведь и северные города почти все к Вору наклонились. Того гляди Московский посад его позовет. Псков передался, Новгород пока меня держится, даже поляков, которых я им на жительство прислал, утопили в Волхове.
— Пленных? — удивился Скопин.
— Вот именно. Я их пленил и, чтоб Москву не объедали, по городам разослал, а новгородцы управились — «воду посажали». Но Псков-то, наоборот, тем пленным чуть не в рот глядит, кормят от пуза, лелеют. Вот и долелеялись, сами ополячились, Тушинскому вору присягнули.
— Да, — вздохнул Скопин. — Действительно худо дело.
— Да уж куда худее, Мишенька;
— Хорошо, Василий Иванович, я согласен поехать. Но что я могу им сулить от вашего имени?
— Сули Корелу, мало будет — дари Орешек. Не скупись, Миша, на посулы.
— Но войско-то наверняка будет деньги требовать, тут посулами не обойдешься.
— Это верно. Я дам тебе для начала немного, но главное, разошлю по городам, которые за мной, указ, о том, чтоб все тягловые сборы на тебя слали деньгами ли, рухлядью. И ты требуй с них моим именем. И про монастыри не забывай, там деньги завсе есть.
— Хорошо, Василий Иванович, когда мне выезжать?
— Да хошь завтра. С собой возьмешь шуряка своего Семена Головина и конный полк самый лучший. И ступай, сынок.
— А грамоту полномочную?
— А вот возьми, — царь посунул по столу хрусткий лист бумаги. — Томила заготовил, я подписал и печать приложил.
— А Дума?
— Стану я этих дураков спрашивать. Мстиславский знает и довольно. А с долгобородыми советоваться — делу вредить. Завтра же в Тушине будет известно.
Тушинское посольство, пока пробиралось по Москве к Кремлю, изрядно трусило. Даже у самого пана Будзилы поджилки тряслись: «Повяжут гады, вздымут на дыбу, поджарят огоньком. Ох, и удумал этот гетман. Сам небось не пошел послом, хорунжего решил скормить москалям».
Но когда их в сопровождении сотника пропустили
— Нам бы с государем увидеться надо.
— Государь мне поручил, — сказал Мстиславский, с трудом скрывая презрение к воровскому посольству. — Сказывайте, с чем пожаловали?
— У нас был недавно ваш посол Доморацкий.
— Это не наш посланец, а польского посольства.
— Ну ладно, — согласился Будзило. — Пусть будет польского посольства. Доморацкий сказал, что вы требуете ухода всех поляков из армии государя Дмитрия Ивановича, обещая за это мир Польше.
— Ну допустим. Что из того?
— Поляки согласны оставить царевича…
— Вора, — вставил слово Мстиславский.
Будзило и ухом не повел:
— …Ну да, Дмитрия Ивановича, но с условием, чтобы вы выплатили всем жалованье.
— За что? — нахмурился князь.
— Ну как? Они же сколько прошли, поистратились…
— Пограбили, — в тон хорунжему продолжил Мстиславский. — С чего ради мы должны вам платить?
— Ну как же? Мы уходим, вы получаете мир, а он всегда был недешев. Не так ли? Согласитесь?
Мстиславский почувствовал, что воровское посольство что-то удумало, на чем-то хотят провести его, надуть, но никак не мог понять: на чем? Не могли же они всерьез мечтать, что царь заплатит всей их ораве. Но к чему они клонят? Пока не разгадана их хитрость, нельзя кончать переговоры.
— Хорошо. Я доложу государю о вашем предложении. Мы посоветуемся.
Князь, откладывая переговоры, думал, что выигрывает время. Будзило знал, что продолжения их не будет и что половина дела уже сделана. Вторая — главная — на обратном пути.
И уже на крыльце, где их ждал сотник-провожатый, он сказал ему почти радостно:
— Все. Рати не будет.
— Что, договорились? — спросил тот.
— Договорились.
Воровское посольство возвращалось через полки, расположенные на речке Пресне, а также на Ходынке. Всем встречным радостно сообщалось:
— Переговоры прошли удачно, скоро будет мир.
На Ходынке Будзилу какой-то есаул затащил под навес, где за длинным столом обедали казаки и ратники.
— Ну сказывай, хорунжий, как дела? До чего договорились?
— Пока договорились на словах разойтись миром, дня через два подпишем договор.
— Ай славно, давайте выпьем за это.
Будзила не упирался, выпил поднесенную чарку, крякнув, отщипнул от каравая корочку, закусил. Угостили и его спутников, хлопали дружески по спинам, обнимали, радовались: