Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова
Шрифт:
— Парочка чистых листов бумаги найдется?
— Для вас — все что угодно! — улыбнулась Люся, открывая ящик стола.
— Почему такое расположение? — от толстой пачки, протянутой Люсей, Данилов отделил два листа.
— Люблю мужчин, способных на поступки! Раз — и в морду! Это здорово, когда мужик — мужик, а не глиста!
— Еще одна такая фраза — и мне придется на тебе жениться! — Данилов примостился на краю Люсиного стола и начал писать.
Заявление об уходе по собственному желанию он написал без проблем, а вот над объяснительной призадумался.
«В силу обстоятельств моя рука вошла в контакт с лицом врача Сафонова В. Ф. О чем я нисколько не сожалею».
Расписался, поставил дату и попросил Люсю:
— Передай завтра начальству, ладно?
— Передам, — ответила Люся. — Чашечку кофе?
— Лучше вызов, — серьезно ответил Данилов. — Что-нибудь такое, чтобы до восьми утра время пролетело незаметно.
Недаром в Библии сказано: «Всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». Минутой позже одиннадцатая бригада, единственная из свободных, отправилась на помощь в соседний район. На Тихомирском бульваре наряд милиции обнаружил мужчину без сознания.
После осмотра Данилов поставил диагноз закрытой черепно-мозговой травмы с отеком мозга и отвез бедолагу в реанимацию сто пятнадцатой больницы.
Там как раз дежурил знакомый доктор — Кирилл Евгеньевич.
— Катетеры нужны? — спросил он, расписываясь в приеме больного.
— Спасибо, есть пока, — ответил Данилов.
На самом деле он израсходовал весь свой запас катетеров, но зачем они теперь?
Сев в машину, Данилов посмотрел на часы и полез за наладонником. До конца смены оставалось одиннадцать минут. Теоретически, а зачастую и практически, вызов можно получить и за пять минут до конца смены, но сегодня одиннадцатой бригаде разрешили вернуться на подстанцию.
— Вруби «светомузыку», Петрович! — попросил Данилов.
Напоследок хотелось покуражиться, а по окончании дежурства — расслабиться, как следует.
Петрович не стал возражать. Последнее желание, как-никак…
На сдачу смены доктору Могиле у Данилова ушло две минуты, на переодевание — еще три. Сафонова он увидел издали. Тот выглядел неплохо, даже синяка на физиономии не было заметно.
«Запудрил», — решил Данилов.
На выходе ему преградил путь старший врач:
— Вы куда? А конференция?
— Я работаю до восьми ноль-ноль! — Данилов грубо оттеснил его плечом. — До свидания!
— До свидания! — машинально ответил Лжедмитрий, не догадываясь, что целостность его дорогой оправы только что подверглась большому, можно сказать — огромному, риску.
Глава шестнадцатая
Идиот
Расслабуха удалась на славу. Для начала Данилов загрузился в кафе к Вазгену, где под сочные, брызгающиеся обжигающе горячим бульоном хинкали выпил изрядно водочки.
— У вас сегодня лицо уставшего человека, — посокрушалась знакомая официантка.
— Я с дежурства, — Данилов
— Тогда подкрепитесь и спать! — посоветовала добрая женщина.
— Так я и сделаю, — пообещал Данилов.
Из кафе он вышел сытым, без головной боли и, как ни странно, трезвым. Водка не брала его сегодня. Причина, вне всякого сомнения, крылась во взвинченном состоянии. Если во время дежурства помогала отвлечься работа, то во время отдыха спасаться было нечем.
— Ну, погоди! — пообещал себе Данилов. — Будет и на твоей улице праздник!
Праздник сам по себе не приходит, его надлежит выстраивать и выстраивать грамотно. В пивном ресторане, расположившемся на «насиженном» месте (еще с советских времен на этом месте существовала пивная, отчего-то прозванная в народе «Три поросенка»), он выпил две кружки пива, снабдив каждую рюмкой кедровой настойки.
Выйдя из прокуренного зала на свежий воздух, Данилов всей душой и всем своим телом ощутил приближение праздника. Радость проявлялась во всем — в улыбках девушек, в слабом ласковом ветерке, в солнечных бликах, прыгавших повсюду. Даже милицейский патруль, проверявший документы у двух среднеазиатской наружности гостей столицы, делал это как-то добродушно, если не гостеприимно.
Приветствуя мир все увеличивающейся в размерах улыбкой, Данилов дошел до остановки и сел в тут же подкативший троллейбус.
Не доезжая одной остановки до дома, он вышел из троллейбуса, свернул с шумного Рязанского проспекта за угол ближайшего дома и наискосок, дворами, вышел к еще одному заведению — пельменной, в которой всегда был хороший выбор напитков.
Сто пятьдесят грамм коньяка, выпитые прямо у барной стойки, сделали свое дело. Праздник пришел, и, как всегда казалось поначалу, пришел, чтобы остаться с Даниловым навсегда.
В ларьке возле своей семиэтажки Данилов купил эскимо и с наслаждением уплел его, укрывшись от солнца под раскидистым кленом. За едой он прикидывал, сколько лет может быть этому, знакомому ему еще с детских лет дереву, и наконец решил, что не менее семидесяти.
Ровно в полдень перед Светланой Викторовной предстал сын, которого она уже собиралась разыскивать. Сын был нетрезв и перепачкан мороженым.
— Извини, ма, батарейка у мобильника села… — привычно соврал Данилов.
Телефон он на дежурстве обычно оставлял в шкафчике выключенным и сегодня попросту не захотел его включать.
— Детский сад! — высказала свое неодобрение Светлана Викторовна, поворачивая ручку замка.
— Почему? — решив, что нагибаться в таком состоянии не стоит, Данилов освободился от кроссовок, не помогая себе руками, повесил сумку на вешалку и посмотрел на мать взглядом человека, которому нечего скрывать.
— Потому что в твоем возрасте полагается быть перемазанным женской помадой, а не мороженым.
— Сейчас помада не мажется, — с наигранным сожалением ответил Данилов. — Я проверял.