Скорбь Сатаны (Ад для Джеффри Темпеста)
Шрифт:
Меня забавляла дерзость этого слуги закона, осмелившегося рассуждать нравоучительно о моем счастии.
— Многие охотно бы приняли эту ответственность и поменялись бы со мной местами, — сказал я с вызывающим видом, — вы сами, например?
Я знал, что это замечание было дурного тона, но я сделал его умышленно, чувствуя, что не его дело проповедовать мне об ответственностях, связанных с богатством. Однако он не обиделся; он только искоса бросил на меня внимательный взгляд, похожий на взгляд размышляющей вороны.
— Нет, м-рТемпест, нет, — сказал он сухо, — не думаю, чтоб я с вами поменялся местом. Я
— М-р Бентам философ, — заметил его компаньон м-рЭллис, улыбаясь. — В нашей профессии, м-р Темпест, мы видим так много превратностей судьбы, что следя за переменчивым счастьем наших клиентов, сами научаемся довольствоваться малым.
— Я этому не научился до сих пор, — сказал я весело. — Но в настоящий момент я признаю себя удовлетворенным.
Каждый из них поклонился мне легким официальным поклоном, и м-рБентам пожал мне руку.
— Дело окончено, позвольте мне поздравить вас, — сказал он вежливо, — конечно, во всякое время, когда бы вы ни пожелали вверить ваши дела в другие руки, мой компаньон и я с совершенной готовностью отретируемся. Ваш покойный родственник имел к нам большое доверие…
— И я также, уверяю вас! — быстро прервал я. — Вы сделаете мне одолжение, продолжая вести мои дела, как вы это делали для моего родственника, и будьте уверены в моей благодарности.
Оба маленькие человечка поклонились опять, и на этот раз мистер Эллис пожал мне руку.
— Мы сделаем для вас все, что в наших силах, мистер Темпест. Не правда ли, Бентам?
Бентам важно кивнул головой.
— А теперь, как вы думаете, следует ли нам сказать это, Бентам, или не следует?
— Может быть, — ответил сентенциозно Бентам, — будет лучше сказать это.
Я смотрел то на одного, то на другого, ничего не понимая.
Мистер Эллис потер руки и улыбнулся.
— Дело в том, мистер Темпест, что у вашего покойного родственника была одна весьма странная идея, и хотя он был человек тонкий и неглупый, но, несомненно, имел весьма странную идею, и, быть может, если бы он ее настойчиво преследовал, что она могла бы привести его в дом умалишенных и помешать ему распорядиться своим громадным состоянием так разумно и справедливо, как он сделал; к счастию для него и для вас, он не настаивал на ней и до последнего дня сохранил свои удивительные качества дельца. Но я не думаю, чтоб он сам когда-нибудь вполне освободился от своей идеи, не правда ли, Бентам?
Бентам задумчиво рассматривал черный круглый знак от газового рожка на потолке.
— Не думаю, нет, не думаю, — ответил он. — Я уверен, что он был совершенно убежден в этом.
— Что это за идея, наконец? — спросил я нетерпеливо. — Не занимался ли он придумыванием нового летательного снаряда, чтоб этим путем отделаться от своих денег?
— Нет, нет, нет!
И мистер Эллис рассмеялся над моим предположением тихим приятным смехом.
— Нет, дорогой сэр, никакие фантазии в механике или торговле не занимали его воображения. Он слишком… э… да, я думаю, что могу так сказать… он слишком глубоко противился тому, что называется «прогрессом» в свете, для того, чтоб помогать ему новыми изобретениями
Бентам плотно сжал губы.
— Мы делали операции с большими суммами и советовали, как лучше их поместить, но спрашивать, откуда они идут, было не наше дело. Не правда ли, Бентам?
Бентам степенно кивнул головой.
— Нам доверяли, — продолжал его компаньон, сжимая нежно кончики пальцев вместе, когда он говорил, — и мы старались оправдать доверие скромностью и верностью, и только после долгих лет деловой связи наш клиент сообщил нам свою идею, самую невообразимую, самую странную: короче, он считал, что продал себя дьяволу, и что его громадное богатство было результатом торговой сделки.
Я от души расхохотался.
— Что за вздорная мысль! — воскликнул я. — Бедняга! Очевидно, у него в мозгу было пятнышко, или, быть может, он употребил это выражение только в фигурном смысле?
— Не думаю, — возразил м-рЭллис, продолжая поглаживать свои пальцы, — не думаю, чтоб наш клиент употребил фразу «продал дьяволу» только как фигуральное выражение. Мр Бентам?
— Положительно нет, — сказал Бентам серьезно, — он говорил о торговой сделке, как о действительном и совершившемся факте.
Я опять засмеялся, но не так бурно.
— В наше время люди имеют всевозможные фантазии, — сказал я, — с блаватскизмом, безантизмом и гипнотизмом. Нечего удивляться, если некоторые еще в глупом старом суеверии сохранили слабую веру в существование дьявола, но для вполне здравомыслящего человека…
— Даа, да, — прервал м-рЭллис, — ваш родственник был вполне здравомыслящий человек, и эта идея была единственной фантазией, укоренившейся в его в высшей степени практический ум. Будучи только идеей, она едва ли достойна быть упомянутой, но, может быть, хорошо, м-рБентам согласен со мной, что мы упомянули о ней.
— Для нас большое облегчение, что мы упомянули о ней, — подтвердил мистер Бентам.
Я улыбнулся, поблагодарив их, встал, чтоб идти. Они поклонились мне одновременно еще раз, выглядывая почти как близнецы — так их общая практика закона тождественно запечатлелась на их чертах.
— До свидания, м-рТемпест, мне незачем говорить, что мы будем служить вам, как служили нашему прежнему клиенту, по мере наших сил. Могу я вас спросить, не потребуется ли вам немедленно некоторая сумма?
— Нет, благодарю вас, — ответил я, чувствуя признательность к моему другу Риманцу, поставившему меня в совершенно независимое положение перед этими адвокатами.
— Благодарю вас, у меня более, чем нужно.
Они, повидимому, немного удивились, но удержались от какого-либо замечания.
Они записали мой адрес и послали клерка проводить меня. Я дал этому человеку полсоверена, чтобы выпил за мое здоровье, и он с радостью обещал это сделать.
Затем я пошел пешком, стараясь уверить себя, что это не сон, а я действительно, как дважды два четыре, миллионер.
Свернув за угол, я неожиданно столкнулся с человеком, оказавшимся тем самым редактором, который накануне вернул мне мою отвергнутую рукопись.