Скорми его сердце лесу
Шрифт:
Это была хорошая маленькая жизнь, но настало время возвращаться к реальности. Я собрала в себе всю свою решимость и пошла на восток.
Путь занял сутки. Я не знала, чего ждать от конных разъездов, которые встречались мне на дороге, и потому каждый раз пряталась в лесу, стоило мне заслышать топот копыт и увидеть поднимающуюся пыль. Ночью я накинула на кимоно теплое хаори, вздремнула всего час или два и пошла дальше.
Мне удалось прибиться к торговцам, что входили в город вместе с телегами, груженными рисом и ямсом, и прошла без помех. Все казалось даже слишком просто. Но сложности ждали меня впереди. Чтобы меня случайно не узнал кто-то, я шла ссутулившись. Амэю мог узнать Хэджайм,
Вокруг – все те же узкие улочки, грязные и сырые от дыхания лесов по соседству, все те же злые люди, косящиеся на меня недружелюбно, кривящие губы. Мне встретилась та уродливая старая жаба, что торговала пирожками в праздник Зрелой Луны, но она не узнала меня. Ни одного ханъё, сколько я не всматривалась – а теперь я специально пыталась их найти. Без фонариков и гирлянд город оказался старым, бедным, совсем не похожим на столицу. Если бы не каменные дома и многоуровневая застройка, если бы не дворец наместника там, высоко, что топорщился изогнутыми крышами, я бы никогда не назвала это место столицей, пусть и южной провинции.
Остановившись перед домом дяди, я ощутила, что сделать шаг к двери очень сложно. В последний раз я была тут с отцом. Неужели это правда было со мной? Какая-то другая жизнь другой девушки. Мы смеялись, сидя за столом, мы пускали в воздух бумажные фонарики, а теперь я одна, с чужим лицом. Кажется, с тех пор прошли декады.
Мне потребовалось какое-то время, чтобы решиться постучать. Не сразу, но дверь открылась.
На пороге стоял Тоширо.
Боги, он жив. Живой Тоширо! Мои глаза сразу заволокло слезами, а он узнал во мне служанку, только присмотревшись.
– Амэя?! – тихо выдохнул он. – Боги! Ты жива! Заходи!
Я низко поклонилась ему. Перед тем как закрыть дверь, он бдительно оглядел улицу, а потом обнял меня, так крепко, так сильно, что я едва не расплакалась.
– Я не надеялся увидеть тебя, – прошептал он глухо мне в макушку. Я прижалась к своему кузену, глубоко вдохнула. Тоширо пах домашней едой, чернилами и совсем немного – лекарствами. Наверняка он спустился из комнаты своей матери. Из дверей на кухню выглянул старый слуга, улыбнулся мне, потом глянул на Тоширо и сразу спрятался.
Что он сказал? Что значит – не надеялся увидеть меня? Разве он мог знать о том, что произошло со мной? Я отстранилась. В воздухе витало напряжение, и из-за него я решила не раскрывать все свои мысли сразу, как планировала изначально.
– Тоширо, – наконец смогла говорить я, – нам надо поговорить. Наедине.
Скулы кузена слабо порозовели. Кажется, Амэя все еще владела его мыслями. Он кивнул и повел меня наверх. Мы прошли мимо комнаты тетушки – запах смерти стал тлетворным – в его комнату, где он закрыл за нами двери и жестом предложил мне занять одинокую подушку на полу. Скатанный футон стоял в углу, хотя было еще очень раннее утро. Я оглянулась – у окна стоял горшок на высоких ножках с плохо подстриженным бонсаем, у стены – стойка с доспехами и оружием. Они выглядели ухоженными и источали запах гвоздичного масла, которое якобы заостряет твой клинок и не дает другим пробить гибкие пластины брони.
– Я впервые тут. Красиво.
Тоширо ярко покраснел.
– А как же тот раз… После праздника, помнишь?
Я замерла. В тот раз? Тоширо приводил в свою комнату Амэю?! Ох, они оказались куда ближе, чем я думала.
«Ух ты. Прокололась с первой же фразы! Да, дорога в синоби [32] тебе
Когда кузен обнял меня за плечи и потянулся за поцелуем, мне сразу стало ясно, насколько они близки. Как и то, что я явно теряю контроль над ситуацией.
32
Синоби – то же, что и ниндзя; разведчик-диверсант, шпион, лазутчик и наемный убийца, иносказательно – скрытный и хитрый человек.
– Стой! Нет! Подожди, – я чудом вывернулась из его рук и отпрыгнула. Тоширо растерянно хлопнул ресницами.
– Прости, я… Просто я так переживал! Я… Знаешь, я страшно соскучился, Ами, – он протянул руку, но я так зыркнула на дрожащие кончики его пальцев, что он поспешил собрать их в горсть. – Почему ты так смотришь на меня?
– Ты сказал, что не надеялся увидеть меня. Почему?
Я никогда не забуду его слов. И никогда их не смогу простить, потому что в тот момент та часть меня, что так волновалась, так боялась за их с дядей жизнь, так тянулась и любила то, что осталось от моей семьи… Об эту часть вытерли ноги.
– Я все знаю, – вот что он сказал.
Внутри будто оборвалось что-то, полетело вниз, тяжелое, очень тяжелое, ударилось о дно моей души и разбилось. Но я отказывалась верить. Наверняка я что-то не так поняла в этих трех маленьких словах. Я, все, знаю. Он же ничего толком не сказал, верно?
– Что?.. – беззвучно выдохнула я. – Что ты имеешь в виду?..
– То, что случилось с вами… С Соль, с ее отцом и тобой… Я до сих пор не верю, что это произошло. Я не думал, что до этого дойдет, что Хэджайм… – Было видно, как тяжело давались Тоширо слова. Он опустился на пол, скрестил ноги и откинул от лица растрепанные пряди. Но я продолжала стоять перед ним, сжимая в упрямстве кулаки, хотя стоило ему сказать имя, это страшное имя, как все встало на свои места. Он все знал. Он знал, что сделал Хэджайм. И он… он ничего не сделал с этим. Ни его отец, ни он. – Хэджайм стал мне другом, хорошим другом. Он смешно шутил, поддерживал меня… Общаясь с ним, я даже не чувствовал подвоха, а иногда даже забывал, что он генерал! Я думал, что он никогда не навредит моей семье, потому что друзья никогда не вредят друзьям, верно? Но для него имеет значение лишь его брат.
Моя спина одеревенела: прямая, очень прямая. Мир снова расплывался перед глазами, хотя глаза были сухими.
«Ты слышала его, малышка. Он все знает. И что это значит? Он не хотел спасать тебя. А что значит это? Он не на твоей стороне. Тебе надо бежать. Нет, не бежать… Убить его. А потом бежать».
Тихо. Давай послушаем его. Я должна выслушать … Ради любви, которую я испытывала к своему брату, к тете, дяде… Той семье, что у меня осталась.
– Что ты знаешь? – мой голос, голос Амэи, дрожал.
Тоширо поднял взгляд, тоскливый, как у побитой собаки.
«Ну давай пожалей еще этого трусливого предателя».
– Прежде чем я расскажу, скажи, что с Соль? Как она?
– Жива, – процедила я. Он будто ждал продолжения, но я не знала, что добавить.
Одно я знала наверняка – если ему хватает наглости смотреть мне в глаза, значит, надо бежать отсюда. Если он еще не гнет спину в низком поклоне, не рвет на себе волосы, значит, не считает себя виноватым. Но как он мог? Что он знал? Если он знал, что Хэджайм убил моего отца и пленил нас с Амэей, как он может теперь быть так спокоен?