Скоро я стану неуязвим
Шрифт:
— Думаешь, ты умный? Думаешь, очень умный? Ну-ка, покажи, какой ты умный!
В чем дело? И тут до меня доходит — психическая атака. Что ж, мне не впервой. Блютус — не компьютер, а телепат. Парочка не так проста, как кажется. Они пришли, имея в голове план. Феном меня избивает и допрашивает, а Блютус копается в мозгу, вытаскивая воспоминания. В свете флуоресцентных ламп сразу не заметишь, что узоры на лице Блютуса пульсируют.
— Давай, Блю! Девятый класс, чувак, помнишь?
— Он э… подожди-ка. Кое-что есть! — говорит Блютус, поднося руки к голове.
— Цепляй!
Следующий
— Слушай… Эй, малый! — Оба остановились, уставились на меня. — Хочешь знать, что случилось со Сполохом? — Голос у меня какой-то невнятный, губы распухли.
Пробую еще раз:
— Подойдите. Расскажу вам сказку.
— Черт! Ты уж постарайся! — Феном опускает руки. Оба замирают и слушают.
— Однажды… давным-давно… жила-была девочка…
Они оторопело переглядываются, но слушают. Блютус поднимает меня вместе со стулом, как упавшую шахматную фигурку.
Я продолжаю. Блютус все еще ковыряется у меня в памяти, где хватает секретов. Мой план, например — чем заняться, когда я отсюда выйду; настоящее имя… впрочем, похоже, оно уже известно.
Перебираю воспоминания. Думалось, в школе Петерсона все будет по-другому, но никаких изменений не произошло. Все так же я проводил дни у себя в комнате, мало чем отличающейся от нынешнего обиталища. Я читал, заполнял блокноты рисунками и безумными идеями. Однажды, построив машину времени, чтобы попасть во времена Пунических войн, не удержался и заглянул к себе окно, в те тяжкие времена, когда мой гений еще не осознал своей гениальности.
Я продолжаю:
— И девочка та должна была спрясть солому в золото. Ее посадили в темницу и дали гору соломы. Но на помощь к ней пришел карлик.
Феном снова бьет — теперь вполне чувствительно. Я не могу увернуться от удара, и сейчас не слишком неуязвим. Блютус бросает взгляд на смотровое окно, но мне кажется, им не очень важно, что там. Даже если они меня убьют, им особо ничего не будет. Может, и вообще ничего. Интересно, когда он пустит в ход клинки?
— Вот только ей нужно отгадать его имя. А имени никто не знает. Она не знает. Король не знает. В деревне не знают.
— Ну, хватит. Поддай-ка, Блю. Этот тип нам ничего не скажет.
Не помню, что там дальше, да и без разницы. Стараюсь, чтобы голос не дрожал. Неизвестно, сколько еще выдержу.
— Карлик все приходил к ней и спрашивал: «Как меня зовут? Как меня зовут?».
Феном беспокойно переминается:
— Ладно, док. Хочешь поиграть с Феномом?
Клинки выскальзывают из укрытий на обоих предплечьях, каждый с полтора фута длиной. Он работает напоказ, устраивает представление для приятеля. Блютус бросает косой взгляд на смотровое окно, но там нет ничего опасного. Теперь уже скоро; я чувствую это всем своим измененным кровотоком.
— Тогда она просто спросила, как его зовут, а он говорит… — правильно рассказываю? Не помню.
Феном моментально оказывается подле меня, лицом к лицу, одна рука прижата к груди, лезвие у горла. Чувствую, передние
— Эта сволочь сражалась с моим отцом!
— Слушайте. Карлик отвечает… — Я просто хочу договорить.
— Джаред, он… — Блютус протягивает руку, но он слишком далеко. Феном вполоборота смотрит на приятеля. Стул кренится, и вдруг опрокидывается. Я вижу только потолок.
Ну почему так всегда? Я об этом позабыл. Как-то даже успокоился… Воспоминания о школе Петерсона смешались с событиями сегодняшнего дня. В комнате с кафельным полом все стоят и смеются надо мной, а я лицом в унитазе… Я медленно иду прочь, с пустым взглядом, не помня себя от унижения. Где-то там, во тьме позора, заключил я вечный союз с наукой, гением и злобой. Как же я все это позабыл?
— Румпельштильцхен!!! — ору я. Подтягиваю под себя ноги, вскидываюсь и изо всех сил пяткой бью в подбородок Фенома. Обычному человеку перелом шеи и челюсти гарантирован, но скелет Фенома почти целиком из металла. Он выдержит.
Перекатываюсь на бок, поднимаюсь на колени… Блютус таращится, раскрыв рот. Перехожу к самой опасной процедуре: Феном распростерт на полу, удачно вытянув руку, и я откидываюсь назад, с размаха ударяясь наручниками о титановый клинок нового поколения. Надавливаю всем весом, и через несколько секунд острие впивается в оковы. Металл подается, и вот я свободен!
Приподнимаюсь — рука все еще продета сквозь прутья стула — и обрушиваю всю конструкцию на лысую голову Блютуса. В клетушке для допросов раздается грохот, как от разорвавшейся бомбы. Еще удар — и стул разваливается на куски.
Как же я забыл? Жизнь подсовывает тебе лимоны? Выжми из них сок! Сделай невидимые чернила… ядовитую кислоту… плесни ее в глаза!
Феном опять на ногах; пошатывается, но цел. Руки вскинуты, клинки наружу. Любой способен срезать голову, как цветок одуванчика. Ныряю под клинки, впечатываюсь плечом в его солнечное сплетение. Мелькает мысль: успею ли? Надо же, сражаюсь с детьми старых врагов. Что у них новенького? Обхватываю его рукой за пояс и швыряю к стене.
Он молод, здоров, полон биотехнических модификаций, но, кажется, никогда не учился драться врукопашную. Я пригвоздил его! Шлем слетает с головы и с лязгом падает на пол. Белобрысый мальчишка, совсем сопляк. От него пахнет шампунем и одеколоном. Звенит сигнализация. Он пытается вырваться, но я держу крепко, ему не разорвать захват. Запыхавшись, он ругается, бьется… Если высвободит клинок — все кончено. Блютус корчится сзади, пытается встать на ноги.
Ныряю ему под руку, обездвиживаю, и, прижав головой к стене, не слишком-то аккуратно приканчиваю. Рука заживет. Охранники испуганно толпятся у смотрового окна. Не люблю зрителей, но сейчас внимание публики вполне уместно. Их не раз предупреждали. Может, они целый курс лекций прослушали о том, как охранять металюдей, но думать не думали, что им это пригодится. Прямо-таки вижу, как они прокручивают в голове: «Вот мы и влипли! Все пропало!» С глухим стуком запираются все уровни максимальной защиты, и стражники остаются со мной в западне.