Скорость освобождения: киберкультура на рубеже веков
Шрифт:
Вскоре Марк решает остаться в этом мире навсегда, отказавшись выходить из Системы даже для того, чтобы поесть или сходить в сортир. Он замедляет обмен веществ в организме почти до полной остановки, впадая в своего рода ступор, который доктор называет «фокусами». Сам же Марк описывает это состояние точнее: «Я принял видеонаркоту». Скрючившийся, как эмбрион, с пережатыми кишками он напоминает сидящего на героине торчка из романа Уильяма Берроуза «Голый завтрак»: «Я не мылся целый год, не менял одежду, да и снимал ее только затем, чтобы раз в час всадить иглу в жилистое, серое, деревянное тело законченного торчка».{607}
Подобно «юзерам» Берроуза (этим словечком в Америке называют
«Телу его не хватало. Оно посылало слабые сигналы, беззвучные, животные сигналы: вернись назад, маленький Сава. (...) Если бы он мог с этого конца дать команду «отбой», все бы кончилось в один миг. «Пока, мясо, пиши, если сможешь!» Но он не мог командовать оттуда, где находился. Приказы всегда отдавались телом, а старое доброе тело не собиралась отпускать его на свободу. (…) Если б только появился кто-то, кто мог взять и порвать соединение».{608}
В конце концов молитвы Марка были услышаны: во время очередной сессии он заработал церебральный удар — расплавление мозга, нередко встречающееся среди «людей-розеток». Скачок мощности — и сознание Марка переходит в сеть, навсегда покидая презренное мясо.
Пока бывшая подружка Марка синнер Джина глядит в глаза его умирающего тела, наблюдая за тем, как из него постепенно уходит сознание, компьютерный Марк взирает на нее с высоты своего теперь уже отчасти искусственного разума. Он присоединился к миллиардам байтам, хранящимся в Системе, и осуществил тем самым земную мечту о трансцендентальном слиянии человека с Высшим разумом:
«Он смотрел на Джину, чувствуя открывшиеся в нем бездны знаний, знаний обо всем, что творится в любом уголке системы, в базах данных, задающих каждую деталь поведения человека, программирующих каждую эмоцию, определяющих каждое слово человеческого голоса и рассказывающих любую историю. (…) Его переполняла радость от того, как глубоко он может заглянуть в нее, хотя она даже не была вместе с ним в сети. (…) Вдруг все внутри оборвалось: он был вне себя от того, что ее не было здесь и что здесь не существовало никакой обратной связи. Обида была острее и больнее, чем чувства, которые он когда-либо испытал в своей материальной жизни».{609}
Одиночество бестелесного разума Кадиган описывает, не скупясь на темные краски. В самом деле, виртуальный Марк страшно одинок в своей виртуальной вселенной — единственное человеческое сознание в океане информации. Ощущение телесного контакта для него не более чем память, записанная на диск. Марк умеет оживлять ее с помощью на редкость жизнеподобных имитаций, но ему не дает покоя одно: цифровое воскрешение материальных ощущений — вот лучшее из того, что ему осталось: «Ему нужно было всего лишь воскресить их в памяти, и он снова переживал наслаждение. Но и одиночество тоже».{610}
Трансцендентальный скачок Марка Визуала закончился провалом из-за его эгоцентризма: вместо того чтобы растворить свое солипсисткое «я» в мистической Высшей душе, он лишь выпустил вездесущее эго на просторы бесконечности (в данном случае, Системы). Поначалу Марка восхищало, что «его «я» постоянно росло как в прямом, так и в переносном смысле слова: становилось могущественнее и больше».{611} Вскоре, однако,
Джозеф Кемпбелл как-то заметил: «Главная наша цель — преодолеть собственные представления о себе, о том, что каждый из нас лишь несовершенное творение. (…) Если ты думаешь: «Здесь, в моем материальном и временном существовании, я Бог»,— ты просто шизик, которого по жизни коротит. Ты Бог не в своем [земном] «я», а в более глубинном бытии, где ты представляешь единое целое с нераздвоенным трансцендентным».{613}
Система, подобно любому сгенерированному компьютером пространству, является царством не мистическо-потустороннего, но человеческого разума (и особенно памяти). Чтобы слиться с такого рода структурой, необходимо раствориться в реализованной модели своего познавательного процесса, стать Нарциссом, влюбившимся в свое отражение. Писатель-фантаст и литературный критик Норман Спинрад считает, что уже в самом каламбурном названии романа содержится мораль:
«Личный грех [героя романа] состоит в том, что он отказался от человеческой любви, соблазнившись солипсистской идеей полного растворения в виртуальной реальности, где электронные приборы делают тебя богом. (…) Грешно не электронное трансцендентное существование, а отказ от человеческой эмпатии и чувств ради маниакального стремления получить то же самое».{614}
Энн Бальсамо, со своей стороны, напоминает нам, что трансцендентный мир киберпространства стоит во главе оппозиции, чьей подавляемой частью является мир телесного. «Синнеров» Кадиган она считает феминистским романом об «отношениях между материальным телом и киберпространством» и с этой позиции исследует взаимоотношения главных героев с Системой, уделяя особое внимание тому, какую роль во всем этом играет пол.{615}
Для Энн Бальсамо две хакерши Джин и Сэм (тинэйджер, у которой из наушников всегда орет спид-трэш-металл) «активно манипулируют киберпространством, чтобы общаться с другими людьми», тогда как мужские персонажи — Марк и Гейб (эдакий Уолтер Митти [115] из недалекого будущего, проводящий большую часть времени в виртуальных фантазиях) — «торчат на киберпространстве, чтобы избавиться от комплексов и одиночества, которые испытывают в своих материальных телах». {616} Это противоречие обостряется в кульминационный момент романа, когда происходит сбой всех подключенных к Системе устройств — они заражены вирусом, который образовался в момент, когда Марк Визуал слился с загадочным Искусственным Разумом. Джина и Гейб лечат киберпространство с помощью устройства, подключенного к телу Сэм. Работающее на инсулине, оно впивается своими иглами в живот девушки и питается от нее. Джина (синнер немалого таланта) и Сэм (хакерша, известная своими акробатическими подвигами в киберпространстве) являют собой научно-фантастические образцы женщин-киборгов Донны Хэрэвей: технические знания позволяют им в конечном счете добиться немалой индивидуальной и политической власти в киберпанковском обществе.
115
Уолтер Митти — герой романа Джеймса Гровера Тэрбера "Тайная жизнь Уолтера Митти" (1932) и одноименного фильма 1947 года. Скромный американский клерк большую часть своей жизни проводит в выдуманном мире, воображая себя суперменом и переживая самые невероятные приключения.