Скорпион в янтаре. Том 2. Криптократы
Шрифт:
В штабе на площади Каталонии его ждали те, кому и предстояло воплощать в жизнь его идеи, рутинные для конца двадцатого века, но революционные для тридцатых годов. Большинство военных специалистов оставались в сфере представлений Первой (и тогда единственной) мировой войны, а советские товарищи кое-как пытались приспособить к нынешним реалиям собственный или вычитанный в книгах опыт своей Гражданской, с этой имеющей крайне мало общего.
Результаты переговоров с Прието и последние свои стратегические соображения «личный представитель Сталина» Шестаков на картах и на пальцах объяснил Рокоссовскому
— Я вас понимаю, товарищи, но и вы меня поймите. Наверняка ведь думаете о том, что случилось с вашими предшественниками? — Фраза была запредельно крамольной, кое у кого озноб по спине пробежал и ладони вспотели. Уже слушать такое, немедленно не донеся «куда следует», равно самоубийству. По прошлым, впрочем, обычаям. Сейчас линия партии, похоже, начала искривляться в другую сторону.
Ответа он, естественно, не получил. Да и какой ответ? Каждый из присутствующих знал, куда делись те, кто трудился здесь до них. Берзин, Горев, Качанов и другие. Сегодня статья в газете, награждение и новая должность со званием, а завтра нет такого человека, и школьники всей великой страны вымарывают химическими карандашами фамилии из учебников, жгут в кочегарке рулоны любовно сделанных совсем недавно стенгазет.
— Думаете, и правильно, что думаете. Кому что конкретно предъявили, не знаю, и на данный момент мне это неинтересно. А вот то, что под их чутким руководством ярких побед не случилось, это факт. И товарищ Сталин с подачи ныне разоблаченного Ежова вполне мог поверить, что без троцкистов и фашистов не обошлось. Потому и поручил мне переломить ситуацию. Советская страна не настолько еще богата, чтобы отрывать у нашего народа миллионы, которые бессмысленно сгорают здесь на полях сражений. Я не собираюсь никого пугать, намерен работать с вами. Ни один человек без моего разрешения (или приказа) отсюда отозван, тем более репрессирован, не будет. Мы или вместе победим, или вместе проиграем. Причем я намереваюсь победить в ближайшее время. Другого столь благоприятного момента может не представиться.
Давайте, товарищи, покажите, кто на что способен всерьез. «Аркольский мост» перед вами, образно говоря. Сейчас такой нам выпадает шанс, что, как в сказке, можно добиться сразу всего…
Он считал, что говорит и поступает правильно. Тут и некоторая доля обычного советско-большевистского пафоса, и намек на то, что каждому предоставляется шанс сделать блестящую карьеру при достаточных гарантиях личной безопасности. Приблизительно ту перспективу он открыл советникам, что Сталин своим генералам после поражений сорок первого: дай результат — и станешь хоть маршалом, невзирая на происхождение, прошлые заблуждения и дефекты в анкете.
— Мы в конце концов мужики, командиры или кто? — перешел он на простецкий, но отдающий металлом тон, расхаживая с дымящейся сигарой по кабинету. — Битые немцы, никчемные вояки итальянцы, марокканцы и прочая шелупонь — разве это
— В три раза примерно, тысяча триста километров против пятисот.
— Совершенно верно. Так что все в наших руках… Одним словом, вы тут подумайте, через час я вернусь. Надеюсь увидеть окончательный и согласованный план победы.
Он встал, собираясь пройти в другое помещение, где ждали его люди, которых на это совещание он не счел нужным пригласить.
— Разрешите обратиться, товарищ Шестаков, — поднялся со своего места полковник Павлов, советник танковых войск, круглоголовый, наголо выбритый мужчина с усиками щеткой и тяжелым внимательным взглядом.
Хороший командир и специалист, пока, правда, максимум дивизионного уровня. Грубый, упорный, но мало самостоятельный. От чрезмерного желания угодить Москве в должности командующего Белорусским округом проигравший приграничное сражение, зря, под горячую сталинскую руку, расстрелянный уже в июле сорок первого. С гораздо большими основаниями можно было бы расстрелять Жукова, но тот вывернулся.
— Обращайтесь.
— Вы лично мне разрешаете отозвать все наши танки со всех фронтов и использовать их на Теруэльском направлении?
Вот она, его беда. Распоряжение ему нужно. Какой же из тебя в таком случае «советник»?
— Дайте мне ваш командирский блокнот, товарищ Павлов…
Павлов расстегнул полевую сумку и подал требуемое.
На чистой странице, с положенным номером и грифом Шульгин начертал остро отточенным красным карандашом: «Не только разрешаю, но и приказываю полковнику Павлову предпринять все входящие в его компетенцию действия для обеспечения поставленной задачи».
Усмехнулся, покачивая острием над листом, и добавил цитату из Петра Первого: «Не держись указов, аки слепой стенки. Ибо в них только случаи означены, а не настоящие обстоятельства…»
— Подумайте на досуге, Дмитрий Григорьевич, мой вам дружеский совет. Если не вникнете — можете плохо кончить. Вы, Константин Константинович, проследите, чтобы никаких «трений» не возникло, — сказал он Рокоссовскому. И подумал мельком, как оно на будущей карьере великого полководца скажется — что не в тюрьме ему два предстоящих года сидеть, а армиями командовать? Насколько талант его расцветет? Или вдруг завянет, поскольку именно тюрьмы ему и не хватит для окончательной кристаллизации?
А Павлов пусть думает. И Дельфийский оракул, и Кассандра примерно так и предсказывали. Туманно, но угрожающе.
В другой комнате, где на столах были разложены крупномасштабные карты центральной Испании и подготовленные лично Шульгиным информационные материалы, его ждали командир отдельного 14-го корпуса коммунист полковник дель Вайо, советники по разведывательно-диверсионной работе Мамсуров и Старинов. А также начальник личного спецназа Шестакова Гришин, теперь располагавший серьезными силами. Связавшись с Заковским, Шульгин добился переброски самолетами еще сорока бойцов «особых специальностей».