Скорпион
Шрифт:
— Но это не совсем обычный господин, — кротко возразил Кустос. — Это господин из полиции. Я сказал ему, что нельзя беспокоить директора во время занятий, но он потребовал, чтобы я немедленно пустил его к вам, ему надо сообщить что-то очень важное.
— Скажите этому надзирателю, чтобы подождал. Разве есть что-нибудь более важное на свете, чем изучение латыни?
— Простите, но он вовсе не надзиратель, а полицейский комиссар. Он сказал, что ему необходимо сейчас же поговорить с директором, времени
— Весь мир словно сошел с ума! «Времени терять нельзя!» А я могу, значит, терять время? Нет, не могу и не буду. Ну, а теперь идите, Кустос, и больше мне не мешайте. Скажите полицейскому, что я выслушаю его во время перемены.
Однако вместо того, чтобы уйти из класса, Кустос подошел вплотную к кафедре и шепнул:
— Полицейский комиссар говорит, что вопрос касается лектора Карелиуса; дело это очень серьезное и медлить с ним нельзя, быть может, затронута честь нашей школы.
Директор побледнел.
— Передайте надзирателю, что я сейчас приду. Впервые в жизни я позволю себе прервать занятия. Но скажите ему, что в другой раз я этого делать не буду.
Когда сторож скрылся, чтобы сообщить полицейскому ответ, директор обвел взглядом учащихся и заявил:
— Необходимо на несколько минут прервать урок. Предупреждаю: никаких волнений или шума. Беспорядков я не потерплю. Я знаю, что в этом классе имеются некоторые дурные элементы, которые, к сожалению, способны оказывать влияние на других учеников. Пусть поостерегутся и не подстрекают своих товарищей! Каждый нарушитель спокойствия будет примерно наказан!
И директор Тимиан покинул класс.
В коридоре его ждал человек с длинным свертком подмышкой.
— Здравствуйте, я полицейский комиссар Помпье. Насколько я понимаю, вы директор Тимиан?
— Да, — ответил директор. — Что вам угодно в такое необычное время?
— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, — заявил полицейский комиссар.
Ни один директор не привык, чтобы к нему обращались на «вы», он точно так же, как главный врач, желает слышать обращение к себе в третьем лице с упоминанием официального титула. Вот почему он произнес иронически:
— Полицейский комиссар может пройти сюда!
— Спасибо вам, — ответил комиссар.
— Пожалуйста. Не угодно ли комиссару сесть, — сказал директор, когда они прошли в его кабинет.
— Спасибо, — снова поблагодарил полицейский. — Вот здесь у меня есть одна вещь, которую я хотел бы вам показать. — Он начал распаковывать свой длинный сверток, и наконец из-под вороха бумаги показалась тросточка.
— Вам знакома эта палка, господин Тимиан?
— Нет. Почему вы думаете, что я знаю, что это за палка?
— Посмотрите-ка хорошенько!
— В чем дело, уж не собираетесь ли вы шутить надо мной? — возмутился Тимиан. — Приходите сюда и прерываете
— Я очень просил бы вас внимательно рассмотреть палку и сказать мне, узнаете ли вы ее! Разумеется, я прошу вас это сделать вовсе не ради шутки, дело тут очень серьезное!
Взяв тросточку, директор долго держал ее в руках, будто собирался задать полицейскому комиссару хорошую трепку.
— Безусловно, замечательная палка, — сказал он и угрожающе помахал ею. — Так что же, по-вашему, я должен с ней сделать?
— Прочтите надпись!
Директор посмотрел на тоненький серебряный ободок и прочел: «А. К. 8/1—1945».
— Это вам что-нибудь говорит?
— Нет.
— Вам не известна эта дата?
— Нет.
— Это день рождения Карелиуса.
— Вот как! Но я вовсе не обязан вести учет дням рождения учительского персонала.
— Лектор Карелиус родился в 1905 году. В 1945 году ему, значит, исполнилось сорок лет. Вы в самом деле ничего не припоминаете, господин Тимиан?
— Разве только теперь, когда вы напомнили мне… Я вспоминаю также, что мы… все коллеги по школе преподнесли лектору Карелиусу по этому случаю подарок. Именно вот такую палку с серебряным ободком.
— Да, именно такую.
— Возможно, это и есть та самая палка?
— Да, никакой другой и быть не может, — заверил его полицейский комиссар.
— Почему вам пришло в голову принести ее сюда?
— А вы не знаете, где она была найдена?
— Нет, господин комиссар, этого я поистине не знаю, — заявил директор, раздраженный непочтительной формой обращения, которую полицейский упрямо продолжал применять. — Право, не знаю, это совершенно меня не касается.
— Палка была найдена в одной квартире по Аллее Коперника, — торжественно заявил полицейский комиссар и уставился на директора Тимиана.
— Вот как! Ну что же, мне кажется, вам следует вернуть ее лектору Карелиусу, который, быть может, уже хватился ее, и в дальнейшем не мешать работе нашей школы!
— Палку нашли вместе с двумя трупами.
— Какими трупами?
— Двумя трупами. Двумя убитыми людьми. Что вы скажете теперь?
— O tempora, о mores! — воскликнул директор.
— Что такое?
— Какие времена, какие нравы!
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
— Лектор Карелиус на основании неопровержимых данных обвиняется в убийстве! — торжественно заявил полицейский комиссар Помпье.
— Боже милостивый! Неужели он убил полицейских? — испугался директор.
— Нет. Он обвиняется в том, что убил в пятницу оптового торговца Шульце и его жену.
— Вот этой палкой? — спросил директор Тимиан и быстро отбросил палку в сторону.