Скованные льдом
Шрифт:
новообретенной свободы. Пастбище для коров было прекрасным местом для практики в
передвижении стоп-кадром, потому что:
а) коровы не стоят на месте, постоянно передвигаются и они непредсказуемы, в силу
чего трудно составить правильный маршрут, прямо как в реальном мире;
б) если я врежусь в корову, то достанется больше мне, а не корове.
Я постоянно находилась в центре коровьего внимания. Они жевали свою жвачку, качали
головами и смотрели на
отвратную еду и целый день таращиться на других коров, я бы тоже сосредоточила свое
внимание на себе. Да с такой скуки, даже война мух на коровьей лепешке показалась бы
захватывающим зрелищем.
Но вернемся к людям. Мерцание в воздухе недостаточно устрашающе выглядит, чтобы
заставить их спасаться бегством. А ведь есть и увидимся-в-Фейри курицы, которые
безвылазно тусуются в Честере и не прочь заполучить осиную талию с помощью Папы
Таракана. Они продают себя, соревнуясь друг с другом, кто съест побольше Темных, чтобы
стать бессмертным и начать зависать вместе с фейри раньше других. Такие нарочно
задержатся, увидев мерцающую расщелину, просто потому, что это, типа, красиво. Фу,
некоторых цыпочек стоит пристрелить. Чтобы не плодили себе подобных.
Нужна парочка фоток для выпуска Дейли, чтобы показать жуткие последствия действий
Ледяного Монстра. Так что нужно добраться до Дублинского Замка и сделать пару снимков.
А потом рвануть в штаб-квартиру ДД15 и отправить все в печать! Обожаю печатать свой
Дэни Дейли. И у меня есть причина, сделать все побыстрее. Увидев плакаты Темных
Принцев "Разыскивается", люди наверняка обо мне волнуются! Надо их успокоить и дать
знать, что я все еще в строю.
– Ты должно быть Дэни!
Я начинаю оборачиваться.
15 ДД = Дэни Дейли
И упираюсь пятками, замирая на месте. Моя бы воля, я бы рванула пешком до Китая. Я
вновь повернулась к ней спиной, пытаясь успокоиться. Не хочу смотреть на нее. Не хочу,
чтобы она видела мое лицо. Я не ожидала этого. Не была готова. Блин, да я никогда не буду
готова. Одно дело знать, что она где-то там, рядом с Мак. Другое - стоять к ней лицом к
лицу.
Черт, черт, черт.
Я натянула маску, развернулась и началу игру.
– А вы Рейни Лейн, - отвечаю я. У нее такие же красивые светлые волосы, как и у
дочерей, несмотря на то, что они обе приемные. Такой же женственный, элегантный стиль
чистокровной южанки. Она даже в прохладном унылом вечернем Дублине одета так, словно
кому-то есть дело до того, как гармонично сочетаются цвета ее одежды и правильно
подобраны
что я видела - не то, чтобы я их много повидала - они, кажется, реально без ума друг от
друга. Я видела их в фотоальбомах Алины. И в альбомах Мак. Видела фотографии этой
женщины, держащей своих дочерей, когда они были маленькими. Рассматривала
фотографии, где она лучезарно улыбалась уже с повзрослевшими дочерьми.
И как раз эта ее сияющая улыбка в данный момент обращена на меня.
Словно она не знает, что это я убила ее дочь. Наверное, и правда не знает. Наверное, Мак
не говорила с ней с тех пор, как узнала, что это я отвела Алину в ту аллею, где она умерла.
Представив на мгновенье, как бы она смотрела на меня, если бы знала обо всем, я
застыла и перестала дышать, с трудом сдержав рвоту. Она бы возненавидела меня, презирала
бы, смотрела бы так, будто я самое отвратительное и ужасное создание на Земле. Вцепилась
бы ногтями мне в лицо.
Но нет, в ее взгляде эта... эта... мамо-любвеобильная-фигня, будто я лучшая подруга ее
дочери или типа того, а не убийца ее ребенка. А я-то думала, что самое ужасное, что мне
может встретиться на этих улицах, это Мак.
Она стиснула меня в объятиях, прежде чем я успела среагировать, что подтверждает,
насколько я была не в себе. В удачные дни я могу увернуться даже от капель дождя! Я
замираю на мгновенье в ее нежных материнских руках, так и хочется обнять ее за шею. Все
проблемы забываются на груди у мамы. От нее так приятно пахнет. Я окутана ароматом ее
духов, запахом выпечки, впитавшимся в одежду, и чем-то непонятным, может,
материнскими гормонами, что заставляют женщину пахнуть по-особенному, когда та растит
детей. Все эти запахи сливаются в лучший в мире аромат.
Когда Ро забрала меня в аббатство, после маминой смерти, я каждые пару дней моталась
домой. Приходила в мамину спальню, чтобы вновь ощутить ее запах на подушке. У нее была
желтая наволочка с маленькими уточками по краям, как на моей любимой пижаме. Но
однажды запах просто исчез. Без следа. Даже со своим суперобонянием я ничего не
чувствовала. В тот день я поняла, что она никогда не вернется.
– Отстаньте от меня!
– я резко вырываюсь из ее объятий и отступаю, нахмурившись.
Она сияет, как один из суперфонариков Риодана.
– И хватит мне улыбаться! Вы даже не знаете меня!
– Мак так много о тебе рассказывала, что мне кажется, будто знаю.