Скрип на лестнице
Шрифт:
– Да ну? И чья ты дочь?
– Моих родителей зовут Йоун и Адальхейдюр, – ответила она и вдруг почувствовала себя как на допросе.
– Йоун и Хейда? Хейда, которая в муниципалитете работает?
– Да, – ответила Эльма, и Бьёрг кивнула, явно довольная, что может соотнести ее с кем-то знакомым.
– Но я хочу спросить… – начала Эльма, но закончить ей не дали.
– Зато вот тебя я узнаю, – перебила Бьёрг и кокетливо улыбнулась Сайвару. Сайвар не ответил, лишь кивнул. Эльма заметила, что он с трудом прячет усмешку. Ингибьёртн, казалось, ничего не замечал. Эльма вежливо кашлянула и продолжила:
–
– Ну, это я не слишком хорошо помню, – вздохнул Ингибьёртн. – Но для ребенка она была чересчур серьезная, что верно, то верно.
– Вы знаете, были ли у нее дома какие-нибудь проблемы?
– Да, что-то подобное припоминаю. Я помню ее мать, Хатлу. По-моему, эта женщина чего-то не договаривала. Она в тот год мужа потеряла, он на море погиб. Это была ужасная катастрофа. Никто не ожидал шторма, а он внезапно пронесся над землей и опрокинул судно с двумя человеками на борту. Никто из них не спасся. – Ингибьёртн достал платок и стал протирать очки, а потом упрятал их в очечник, обтянутый велюром. – Но ее здоровье окончательно подкосило даже не это, а ребенок, которого она вскоре родила. Бедный мальчик прожил всего две недели. Говорили, внезапная младенческая смертность.
– Хатлу я помню, – сказала Бьёрг. – Я просто не поняла, что это ее мать. Я знаю, что она выпивала. С тех пор как умер этот ребенок, она ничем другим не занималась. Только пила и шлялась где-то. И все об этом знали, но никто ничего не предпринимал. Даже представить сложно, что вынесла эта девочка. – Бьёрг поежилась. – Я думаю, ей в основном было все равно. Не знаю – в те времена люди как-то меньше беспокоились.
Они замолчали. На улице ветер усилился, мелкие дождевые капли щелкали по оконному стеклу. Из каморки в глубине за кухней донеслось жужжание стиральной машины, которая настолько увеличила скорость оборотов, что звук отдавался эхом.
– А вы не замечали, Элисабет не обижали? – спросила Эльма.
Ингибьёртн вздохнул:
– В первый год я ничего не замечал. У нее была там подруга. Судя по всему, ей было хорошо. Только на следующий год я заметил, какая она одинокая. Или на третий год? Не помню. Но она не одна была такая. Некоторые дети просто предпочитают играть одни, но я в этом ничего такого не видел. Мне самому никогда не была нужна большая компания, мне всегда нравилось одному. Если человек самодостаточен, я считаю это признаком душевного здоровья и ума.
Эльма кивнула и притворилась, что не замечает, как Сайвар опустил голову и снова попытался скрыть усмешку.
– Вы не замечали, чтобы ее дразнили? – спросила она и незаметно толкнула Сайвара ногой под столом.
– В моем классе – нет, – отрезал Ингибьёртн. – Если вам хочется узнать, что творилось на школьном дворе, поговорите с дежурными нянечками. Это они за детьми на переменах следят. А я ставил во главу угла поддержание дисциплины в классе. По-моему, это как раз то, чего не хватает современной системе образования. Сейчас учителя должны следить за своими словами и поступками, чтобы не настроить против себя толпу родителей. Раньше такого не было. Раньше ученики уважали учителей. Но времена изменились, и явно не в лучшую сторону.
– Вы перевелись в Политехнический
– Да уже много лет назад. Кажется, через некоторое время после того, как Элисабет переехала. Да, точно, году в девяносто втором. Преподавание в Политехническом колледже мне больше нравится. Там учатся только те, кто хочет учиться. А остальные… им в моей аудитории делать нечего. Я им без колебаний указываю на дверь. Тем, кто хочет учиться, остальные не должны мешать.
Эльма кивнула. Она и раньше слышала, что Ингибьёртн – строгий преподаватель. И чудаковатый. Если верить Сайвару, то опоздавших учеников он заставлял стоять перед классом, объяснять причину опоздания и просить извинения. И редко кто опаздывал на его уроки. Чаще их прогуливали.
– Какие у Элисабет были подруги?
– Если честно, я за этим особо не следил. Эти девчонки вечно как-то вместе кучкуются. Так уж оно в этом возрасте. К тому же дети не сами выбирали, с кем сидеть. На уроках учиться нужно, а не играть. – Ингибьёртн мощно высморкался в носовой платок, как бы подчеркивая тем самым важность своих слов, затем аккуратно сложил платок и сунул в карман. – Но разве такие вещи обязательно рассматривать в связи со смертью Элисабет?
– Не обязательно. Я просто хотела получше прояснить, какой Элисабет была в детстве, каково ей здесь жилось. Судя по тому, что рассказал ее муж, она не очень-то любила наш город. Поэтому мы выясняем, как она здесь оказалось. А если она с кем-нибудь встречалась, то с кем именно.
– Ну, я сомневаюсь, что могу вам в этом помочь. Правда, когда я думаю о Элисабет, мне на ум приходит одно. – Ингибьёртн почесал в затылке. – Она была агрессивной. В школе у нее были трения с одним мальчиком.
– Трения?
– Да, она на него напала. Его зовут Андрьес. Он был на спецобучении и сейчас работает в городской библиотеке.
– А вы знаете, почему Элисабет на него напала?
– Нет, не знаю. Мне помнится, вроде как безо всякой причины. Как я уже сказал, лучше бы вам поговорить с дежурными нянечками или с директором школы. Этот инцидент решали без меня.
Эльма кивнула. Она диву давалась, насколько Ингибьёртну безразлично все, кроме чистого накачивания детей знаниями. Ей было непонятно, как такой человек вообще пошел в учителя начальной школы.
– К сожалению, от меня проку мало, – пробурчал он, когда Эльма замолчала.
– А что это был несчастный случай – исключено? – спросила Бьёрг, которая, пока говорил Ингибьёртн, молча слушала, рассматривая свои ногти.
– Мы пока ничего не исключали, – ответила Эльма. – В городе у ее семьи были какие-нибудь близкие или те, кто бы с ней общался?
– Никого. Я нечасто встречал мать Элисабет – так, изредка на родительских собраниях. А потом они вдруг уехали. Я не помню, чтобы меня как-то ставили в известность о том, что мать и дочь переезжают и Элисабет больше не будет ходить в эту школу. В один прекрасный день она просто не явилась, и все.
– Они уехали по какой-то конкретной причине?
– Этого я не знаю. – Ингибьёртн вздохнул, словно устал от их расспросов. – Но я сильно сомневаюсь, что гибель Элисабет как-то связана с ее прошлым. Может, просто несчастный случай? Какой-нибудь турист лихачил при опасных обстоятельствах? Такое ведь бывало.