«Скрипач» на крыше
Шрифт:
— Нет, уж ты говори. — Ира почувствовала, что против ее желания к ней в сердце уже запускает свои коготки, словно кошка, раздражение.
— Хорошо. Я думаю, ты покривила душой и у тебя до свадьбы было не двое мужчин, как ты клялась, а все двадцать. И ты просто не можешь с одним партнером… Не хватает тебе! Не можешь насытиться.
— Боря, думай что хочешь… Ты у меня — третий.
— А четвертый — Бутов…
— Бутова уже нет, Боря… Хватит о нем.
— Легко сказать… Ведь он же в этой самой постели лежал, на моем месте! Здесь, на этой подушке, может, перхоть от его волос осталась! Спермой своей он мои простыни, сволочь, залил!
— У него не было перхоти, но дело не в этом. В который раз тебе говорю — здесь, в этой
— Да какая в конечном счете разница… — Неверов сделал. паузу. — Ира, ты мне все-таки честно можешь сказать: в койке он лучше меня?
— Я вас не сравнивала.
— Вот тут ты врешь! Я тебе не верю. Не верю!
— Оправдываешь свою фамилию, только и всего…
— Смешно, но не сейчас и не здесь. Не в такой ситуации, Ира. И я тебе вот что скажу: если будешь отмахиваться от меня как от мухи, ничего у нас с тобой хорошего не получится. Только если расскажешь все честно, все как было… тогда я потихоньку начну это внутри себя перерабатывать и эти беседы постепенно сойдут на нет.
— Хорошо, — Ира помолчала, — спрашивай, я буду отвечать честно.
— Вот это правильно. Сколько раз у вас это было за одну встречу?
— Один или два.
— А больше?
— Почти никогда.
— То есть было и три раза?
— Было.
— Но так, обычно, один раз, да?
— Да.
— Не особо был силен… Ну ладно, о мертвых, как говорится, или хорошо, или ничего. А в каких позах?
— Он сверху или я сверху.
— Тоже не богато… Или ты опять обманываешь?
— Нет.
— А не было, чтобы он… сзади?
— Нет.
— Оральный секс? Что ты молчишь, Ира?
— Было.
— Я так и думал… Ты ему или он тебе?
— Я ему.
— А он тебе почему не делал?
— Ты что, за меня обиделся?
Неверов долго молчал, глядя в потолок, потом продолжил:
— А почему ты мне этого не делала?
— Ты не просил.
— А он просил? Ира, почему ты молчишь?
— Нет.
— Так… — Неверов немного побледнел. — Значит, с ним тебе было лучше. Лучше?
— Лучше. Лучше, черт возьми! — Ира с тоской и даже жалостью посмотрела на мужа. — Боря, ты сам этого хотел. Сам!
— Да, это верно… Сам. Ладно, надо быть мужиком. Спокойной ночи…
Неверов повернулся к жене спиной.
Под окнами дома, с помощью специальной техники слушая в джипе этот разговор, люди Итальянца помирали со смеху…
ФИЛОСОФИЯ УБИЙСТВА
— Все зависит от того, как себя настроишь, — объяснял Сергею Сан Саныч. — Ты вот, к примеру, читал «Угрюм-реку» писателя Шишкова?
— Кино смотрел.
— Ничего. Это вроде и в кино осталось. Там убийца был наемный по кличке Филька Шкворень… Он как говорил: если я, мол, сам кого убил, по своей воле, то это большой грех, а если по чужой воле — тьфу, пустяк! Такой грех легко отмолить можно.
— Сан Саныч… — на душе у Зимина было просто жутко, — зачем мне такую философию усваивать? Я же не собираюсь становиться наемным убийцей на всю жизнь, и речи об этом быть не может. Я должен расплатиться за машину, чтобы спасти себе жизнь, вот мое оправдание. Не убью я — значит, убьют меня… Кажется, тут все ясно.
— Ты погоди, — не унимался Сан Саныч, — вот ты мне скажи: если человека из пистолета застрелят, можно ли обвинить пистолет?
— Странный какой вопрос… Нет, разумеется, нельзя.
— Точно так же и тебя нельзя! То есть по суду-то можно, ясное дело, а перед совестью своей ты за это отвечать никак не можешь. Ты — это просто продолжение пистолета… В данном случае — винтовки. Ты — такое же оружие, только живое.
— Хитро… Только не точно.
— Почему это?
— Потому что я выполняю волю другого человека, это ладно, согласен, но винтовка-то выполняет уже мою волю!
— Нет, Сережа! Все иначе. Это вы — ты и винтовка — вдвоем выполняете волю другого человека. Если бы можно было изобрести
— Иначе раздумаю?
— Нет. Иначе — не попадешь.
Сергей задумался.
— И еще одно тебе надо знать… — Сан Саныч опустил руку на плечо Сергея. — Ни кто не может погибнуть без определения оттуда, — он показал на небо, — никто. Тому, кто умирает, просто срок пришел, а ты как орудие смерти служишь, только и всего. Если хочешь, как палач. Вот, к примеру, палачи — они те же наемные убийцы, разве нет? Только палача государство нанимает, а тебя — другие структуры. Палачу какая разница? А ведь, между прочим, по закону и палача бы надо судить! А то несправедливо получается: ты человека убьешь — тебя в зону, а он тысячу убил — ему ничего! Вот видишь, Сережа, какая закавыка… Все зависит от того, с какой стороны поглядеть.
— Сан Саныч, — Сергей посмотрел собеседнику прямо в глаза, — вы много людей застрелили?
— Немало, сынок, — не смутившись и не отведя глаз в сторону, ответил Сан Саныч, — но об этом как-нибудь в другой раз. Скажу только то, что работа у меня была такая. Вроде палача… А сейчас вот что… Другие люди — вообще никто — не должны знать, как твои настоящие имя и фамилия. Отныне ты будешь Скрипач.
Через неделю после этого разговора, в третьем часу дня, Сергей Зимин лежал на чердаке одной из высоток, находившихся почти в самом центре Москвы. Сергей разместился на специальном анатомическом мате, в котором были выдавлены вмятины для колен и локтей (все подгонялось по росту). На этом мате можно было в одной позе провести хоть весь день — ни руки, ни ноги не отекали и даже не хотелось переменить положение. Рядом с Зиминым лежала винтовка «крайт». На голове Сергея была специальная повязка, закрывавшая лоб, — чтобы пот не потек в глаза и не помешал целиться. Имени своей жертвы Скрипач не знал. Ему было известно только следующее. Примерно в 14.35 из подъезда дома, который был прекрасно виден из чердачного окна, выйдет мужчина средних лет в сопровождении двух телохранителей. На всякий случай, чтобы избежать ошибок, Зимин дополнительно получит специальный знак: белая «Волга», стоящая в полусотне метров от подъезда, дважды мигнет фарами и тут же отъедет за угол. Пока мужчина будет спускаться по лестнице к стоящему у подъезда «мерседесу», Зимину нужно будет произвести выстрел в голову, причем только один раз, чтобы показать свою классность и соответственно уровень команды, заказавшей жертву. Один выстрел, оказавшийся смертельным, — это, объяснил Сан Саныч, для снайпера как знак качества, нечто крутое и фирменное. После того как мужчина упадет, Зимин должен будет оставить винтовку, спуститься вниз (по лестнице, потому что она в этом доме глухая, отдельно от лифтов, и вероятность встретиться там с жильцами крайне мала), сесть в стоящую возле подъезда зеленую «шестерку», которая по заранее утвержденному маршруту доставит его к станции метро «Рижская». На метро Зимин, соблюдая на всякий случай правила ухода от слежки, уже мог ехать куда угодно.
Беседы, проведенные Сан Санычем — их состоялось еще три, — а также специальное успокоительное средство сыграли свою роль: Зимин был абсолютно спокоен. В голове была удивительная пустота.
— Представь, что ты в тире, — говорил Сан Саныч накануне, — стреляй, как стреляешь в мишень. Это ведь и есть мишень, просто другая.
Когда на часах было ровно половина третьего, Сергей взял «крайт», раздвинул прикрепленную к нему специальную подставку-треножник и установил на ней винтовку, после чего внимательно посмотрел в оптический прицел. Расстояние до цели было не менее четырехсот метров, однако дверь подъезда в многократном увеличении занимала в оптике почти все поле зрения.