Скромная семейная свадьба
Шрифт:
Предложение ни у кого не вызвало энтузиазма. Мне не хотелось идти уговаривать Тересу, которая вела себя сегодня отвратительно, да и мои уговоры на нее не повлияют. Кроме того, я боялась, что Даниэль непременно сцепится с Андресом и Бруно им в этом никак не помешает. Слишком мало его интересовало все, что не относится к невесте. А эти молодые люди к ней никак не относились – Тереса же не выказала в них никакой заинтересованности. Но мама упорно делала вид, что ничего особенного не происходит, усадила их за карты и повела меня наверх.
– Есть надежда,
– Так пусть отложит, – предложила я. – А сколько они знакомы?
– Месяц, – огорошила меня мама. – Буквально на следующий день после знакомства он приехал сюда и предложил твоей сестре руку, так как, по его словам, сердце она уже успела забрать.
– Как романтично, – протянула я, вспоминая намеки Берлисенсис-старшей в столовой. – Внезапно вспыхнувшая страсть. Тебе не кажется все это несколько неестественным?
– Тереса – красивая девушка, – гордо ответила мама. – И это не первый случай, когда на ней хотят жениться сразу после знакомства, ты же знаешь.
– Но жених очень уж странно себя ведет…
– Мы не знаем, как он вел себя до знакомства с Тересой, – парировала мама. – Может, это его обычное состояние? Он так умилительно нежно относится к твоей сестре, что смотреть на них – одно удовольствие.
Я хотела сказать, что бабушка жениха такого удовольствия не испытывает, но мы уже подошли к двери Тересиной спальни. Я даже за ручку взялась, но мама меня остановила:
– Сначала постучим. Тереса такая нервная.
Но постучать мы не успели. В замке два раза провернулся ключ, показывая тем самым, что хозяйка комнаты не желает ни с кем разговаривать.
– Тереса, да что такого случилось? – встревоженно сказала мама.
– Да оставьте вы меня все в покое! – раздался из-за двери злой голос. – Видеть никого не хочу.
– Но Брунито так расстроен.
– Сама его успокаивай!
В голосе сестры появились несвойственные ему ранее визгливые нотки, а в дверь полетело что-то хрупкое и бьющееся. Осколки с веселым звоном посыпались на пол, а из-под двери вылилось немного воды.
– Ваза синьского фарфора, – с горечью сказала мама. – Утром в ней такой букет стоял… Пойдем, дорогая, Тересе нужно успокоиться.
Но пошли мы не в гостиную, как я ожидала, а в папин кабинет, где мама начала сетовать на поведение Тересы, выходящее из всех рамок в последние дни. Мне показалось, что больше всего ей было жалко вазу – остальное подлежало исправлению, а это уже нет. Даже собранный заново с помощью магии, предмет сильно терял в цене, хотя мест скреплений обычным взглядом не было видно, но эксперты на такое обращали внимание всегда. А уж стоило такое восстановление столько, что по цене практически сравнивалось с новой вазой.
– Вы ей всегда слишком много позволяли, – напомнила я.
– Она такая ранимая, – расстроенно сказала мама. – Чуть что – сразу в слезы.
Легкость и мягкость характера мамы привели к тому, что истеричность, которую она стыдливо именовала «ранимостью», и достигла у Тересы таких размеров. А еще вседозволенность. Что сестра хотела, то рано или поздно получала, ей всегда удавалось добиться того, что ей нужно. Но говорить это маме бесполезно – что получилось, то получилось, ничего уже не исправить. За размышлениями я перестала следить за тем, что говорит мама, поэтому когда опять попыталась включиться в разговор, ее слова меня ужасно удивили.
– Он нам всегда был как сын, понимаешь?
– Бруно? – недоуменно переспросила я.
– О боги, Патрисия, ты чем слушаешь? Я с тобой сейчас разве про Бруно говорю? Речь о Даниэле.
– Мама, давай о нем не будем, – безнадежно сказала я.
– Как не будем? Ты хочешь выгнать его из дома, а это неправильно, – убежденно сказала она.
– Неправильно, что он сейчас у нас находится и в любой момент может сцепиться с Андресом, – резко ответила я. – Он обязан был покинуть дом, если хоть немного нас уважает. Не нужно было его приглашать.
– Я хотела, чтобы у тебя была возможность поставить своих кавалеров рядом и сравнить, – хитро улыбнулась мама. – Если ты еще не заметила, Андрес во всем сильно проигрывает Даниэлю.
– В самом деле? – Я невольно рассмеялась. – Мне пока кажется, что проигрывает Даниэль. Но ты меня прости, мама, у меня нет никакого желания устраивать здесь соревнования.
– Ты правда не хочешь вернуть Даниэля? – недоверчиво спросила мама. – Он ведь действительно тебя любит. А тогда… тогда во всем была виновата Тереса.
Ее слова настолько меня поразили, что я не сразу нашлась что ответить. До сих пор еще ни разу мама не говорила, что ее любимица в чем-то там виновата. Видно было, что и сейчас эти слова даются маме необычайно тяжело.
– Мама, прошел целый год, – напомнила я.
– Да, целый год, – оживилась она. – Ты должна была успокоиться, все обдумать.
– Я обдумала, – резко сказала я. – Это была детская влюбленность, не более.
Я была абсолютно убеждена в том, что это так. При взгляде на Даниэля у меня еще что-то горестно свербело в груди, но когда его не было рядом, я о нем даже не вспоминала.
– Неужели у бедняги совсем никаких шансов? – разочарованно сказала мама. – Он просил меня с тобой поговорить. Знаешь, не отвергай его так сразу. Пожалуйста, подожди хоть пару дней. Вдруг твоя детская влюбленность не увяла, а еще способна расцвести пышным цветом нам на радость?
– Мама, ты хоть понимаешь, что даже если бы я согласилась за него выйти, Тереса отравила бы нам всю жизнь? Один ее вид постоянно напоминал бы о том, что я видела, – резко ответила я. – Что в таких условиях вырасти может? Колючка какая-нибудь. А колючки не цветут. Нет, Даниэлю лучше уехать. Ты должна поговорить с ним об этом прямо сейчас, пока не случилось ничего непоправимого.