Скромное обаяние художника Яичкина

Зубкова Анастасия

Благодать, внезапно снизошедшая на мою душу, чуть-чуть поблекла.

– Она издевается над нами, Марья Степановна, - доверительно сообщила бабуле Катерина.

– Открой рот и скажи хотя бы пару слов!
– медленно, практически по слогам произнесла бабуля.

– Ребят, - начала я прочувствованно, - вы не знаете, где можно найти буфет?

– Какой буфет?
– удивленно вскинула бровь бабуля.

– Какой-нибудь, - пробормотала я грустно.

– А тот, в коридоре?
– живо поинтересовалась Катерина.

– Нет, - я развела руками, - свистнули.

–

Вот и ладушки, - обрадовалась Катерина.

– Так бандиты его хотят!
– страдальчески заломила руки я.

– О, черт!
– воскликнула Катерина, - а им-то зачем?

– Так он их и есть!
– всхлипнула я.

– А кто свистнул?

– Без понятия!

– Девочки!
– возмутилась бабуля, - уймитесь и изложите все по порядку! Я ничего не понимаю!

И тут я рассказала бабуле все. Про то, как мы с Пашкой и Димкой тягали буфет из заброшенного дома, как мы разругались, почему я страдала в пиццерии, как ко мне подвалил Леня, а потом и его друзья, что случилось с буфетом, почему Пашка оставил свои ключи на полке, и как в скором времени с меня спустят шкуру, если я не найду этот буфет.

– Детка, - кротко произнесла бабуля после недолгого молчания, - ты единственная из нашей семьи умудрилась потерять буфет.

– Я знаю, - я мученически закусила губу, боясь поднять на нее глаза.
– Не уверена, что это повод для гордости.

Глава восьмая, в которой Евгений Карлович разводит тайную дипломатию и чуть не сводит с ума Димку

Тут случилось странное. Некоторое время бабуля молчала, строго сдвигала брови, делала рукой какие-то неприятные движения, словно что-то завинчивала, а потом вдруг вздохнула, тряхнула головой и захохотала. Она смеялась так, что не могла вымолвить ни слова, слезы лились по ее щекам, порой бабуля пыталась все-таки сказать что-то, но речи ее тонули в новых взрывах хохота.

– Мария, - Евгений Карлович с опаской воззрился на свою молодую супругу, - тебя что-то веселит, но мы ровным счетом не понимаем, что именно. То есть, мы верим тебе на слово, что все очень радостно, но хотелось бы услышать от тебя что-нибудь более конкретное. А?

– Ха-ха-ха!
– всхлипывала бабуля, - ну и дела! Я сейчас с ума сойду!

Я неуютно поерзала. Что, скажите, бабуле показалось таким смешным в моей подлинной трагедии, которая вызвала бы сострадание даже у живодера? Я тут вторые сутки места себе не нахожу, а бабуля смеется, словно я только что исполняла перед ней комические куплеты - этот мир окончательно рехнулся.

– Да, детка, - бабуля вытирала слезы, улыбаясь от уха до уха, - умеешь ты повеселить старуху.

Я хмыкнула, оставив при себе все соображения на тему «старухи».

– И ты хочешь сказать, что даже предположить не можешь, кто умыкнул ваш так называемый буфет-секретер?
– не унималась она.

– Бабуля, - сварливо проговорила я, - кончай душу тянуть, если чего-то знаешь!

Мои слова вызвали у бабули новый приступ веселья.

– Скажи, Катенька, - обратилась она к Катерине, - этот буфет действительно так отвратен, как только что описывала Галочка?

– Еще хуже, -

мрачно подтвердила та, - похож одновременно на саркофаг, свалку и церетелевского Петра Первого. Гадость какая-то.

– Ну тогда, детка, единственный человек, который мог так оперативно вывезти такую шедевральную вещицу, - пропела бабуля, - это твой муж.

– Пашка?
– пискнула я.

– У тебя есть еще пара мужей?
– походя поинтересовалась бабуля, - сомневаюсь. Хотя, - снова заулыбалась она, - вероятно, ты просто потеряла этот буфет в том бардаке, который вы с твоим мужиком развели за последние полгода.

– Мы уют создавали, - буркнула я.

– Ага, - бабулин сарказм не знал границ, - так может этот буфет где-нибудь по комнатам поискать? Стоит себе в уголочке, заваленный всяким хламом…

– И что же мы будем теперь делать?
– сдержанно поинтересовалась я, не обращая внимания на ее слова.

– Галина, это очевидно, - Евгений Карлович торжественно поднял свою чашку, так, словно это был, по меньшей мере, золоченый кубок, - мы сейчас звоним вашему большому другу Дмитрию…

– И настоятельно просим его не совать свой длинный нос в чужие дела, - закончила за него бабуля, зловеще сверкая глазами.

– Так его, дружок называется!
– воскликнула Катерина.

В едином порыве все подскочили со своих мест.

– Ни за что!
– звонко воскликнула я, - ни за какие ковриги!

– Это еще почему?
– удивилась бабуля.

– Потому что, - веско ответила я.
– Пусть этот гад сам поймет, что жена ему дороже всяких Димок.

– Под этим гадом, я так понимаю, мы подразумеваем Павла?
– уточнил Евгений Карлович.

– Именно, - заявила я, - если он окончательно рехнулся, то туда ему и дорога, пусть с Димочкой своим живет.

– Совершенно не понимаю, - фыркнула бабуля, - как моя внучка вообще умудрилась выйти замуж, с такими воззрениями.

– Ну, я думаю, этот момент мы легко уладим, - примирительно проговорил Евгений Карлович, подтягивая брюки с идеальной, как лезвие опасной бритвы, стрелкой и берясь за трубку телефона, - звонить мы будем не объекту, ранее обозначенному как «гад», а некоему Дмитрию.

– Вы рушите мои честь и достоинство, - трагически прошептала я.

– Пятнадцать минут позора, детка, - утешила меня бабуля, - долгая и счастливая жизнь впереди. Диктуй номер.

Замогильным голосом я продиктовала Димкин номер телефона. Евгений Карлович набрал его и, сдвинув на нос очки в тонкой золоченой оправе, принялся внимательно прислушиваться к длинным гудкам в трубке. Это продолжалось довольно долго. Бабуля, Катерина и я уже начали маяться, мы переглядывались, нервно озирались, неловко брались за разные очень срочные дела (в частности, я попыталась протереть стол), бросали их (к примеру, я поняла, что это совершенно невозможно по причине крайней его загаженности) и не находили себе места. В тот момент, когда я уже собиралась подскочить, вытащить из-под раковины посуду и всю ее совершенно молниеносно перемыть (дикая мысль, но можно сделать скидку на нервы), Евгений Карлович оживился.