Скрытые корни русской революции. Отречение великой революционерки. 1873–1920
Шрифт:
Крестьяне должны были кого-нибудь любить, рассчитывать на чью-нибудь поддержку, и в той же мере, в какой простой народ ненавидел господ и не верил им, он отдавал свою любовь царю и возлагал на него все надежды. Но со временем такие настроения изменились. Убийство Александра II стало грозным знамением для династии Романовых. Это происшествие низвело царя до уровня простых смертных. Его убило смертоносное оружие. Негодование народа на убийц смешивалось с ощущением беды и изумления.
– Как Бог мог допустить такое? – спрашивали люди друг у друга.
Затем началось мрачное правление Александра III. Он с самого начала не пользовался популярностью, так как заперся в Гатчинском дворце и редко где-либо показывался. Коронация происходила с суровыми мерами предосторожности. В речи царя перед восьмьюстами деревенскими старостами, специально созванными для этого, содержались такие слова: «Скажите вашим односельчанам, что они не получат никакой лишней земли и что я приказываю им жить тихо и подчиняться властям». [58]
58
Сейчас
Листовки с этими словами, напечатанными золотыми буквами, вставлялись в рамки и вывешивались во всех волостях. После этого события страну как будто окутал туман. Разочарованный народ по-прежнему возлагал вину на помещиков и бюрократов, но перестал видеть царя в ореоле доброты и истины.
После этого царь много лет скрывался от народа. Когда он путешествовал, вдоль рельс расставляли солдат. Все его указы носили реакционный или запретительный характер. Деревенские полицейские стали ужасом для крестьян; березовая розга свистела над Россией. Но к этому времени страну окутывал уже не туман. Над ней сгустились черные тучи. Победоносцев и Толстой [59] притупляли разум и губили живую душу русского народа. В этот период – восьмидесятые годы – некоторые учителя, врачи и земские работники втайне пытались внедрить зачатки культуры в сельскую жизнь. Специалисты-агрономы, ветеринары, врачи и учителя селились в деревнях и пытались жить в дружбе с крестьянами, чтобы завоевать их доверие. Некоторым это удавалось, и крестьяне постепенно начали понимать, что такие люди пытаются им помочь. Однако на пути к доверию лежало много препятствий. Когда деревню постигало бедствие – голод или эпидемия, – оживали старые подозрения и крестьяне жестоко мстили тем, кого считали причиной своих нечастий. В конце восьмидесятых эти «холерные бунты» привели к гибели нескольких прекрасных врачей, которые изо всех сил пытались остановить эпидемию. Такие печальные случаи происходили исключительно из-за невежества. Когда общество врачей просило разрешения читать популярные лекции о борьбе с заразными болезнями, правительство отказывало ему. Отвергались все прошения об основании школ, библиотек и газет. Настоящая китайская стена преграждала народу путь к просвещению. Деревенская полиция обыскивала избы – искала книги. Никаких научных трудов или романов держать крестьянам не позволялось. Разрешались только сказки и малопонятные религиозные книги. В 1874 г., при моем аресте, найденный среди моих пожитков Новый Завет был сочтен особо важным доказательством преступных намерений.
59
Победоносцев – бывший наставник царя, блестящий юрист, фактически определявший политику России в 80-е гг. При Николае II он пользовался таким же влиянием, как прокурор Священного синода. Толстой, крайний реакционер, был министром внутренних дел.
Восьмидесятые годы стали эпохой неограниченной власти «ташкентцев», «золотой молодежи», Каткова, Суворина, [60] березовой розги в руках земских начальников и полуклерикальных миссионеров, которых сотнями посылали на борьбу со штундистами. Эта секта набирала приверженцев с ошеломляющей быстротой. Интересуясь только своей карьерой, Победоносцев «спасал» Россию, опустошая те деревни и волости, где распространялись подобные баптистские верования. Покончив со штундистами, он принялся за духоборов [61] и довел тысячи этих трезвых, трудолюбивых крестьян до отчаяния. Некоторых из них сослали в Сибирь. Большинство перебралось на Кавказ, а оттуда выжившие эмигрировали в Америку. В этот ужасный период аристократия и бюрократия процветали. Подобно комиссарам нынешнего большевистского режима, она не только обладала правом безнаказанно притеснять народ, но и получала при этом существенную материальную выгоду.
60
Катков был редактором «Московских ведомостей» и одной из ведущих реакционных фигур России того времени. Суворин редактировал «Новое время» и решительно поддерживал политику правительства.
61
Духоборы – религиозная секта, исповедовавшая учение о несопротивлении. Духоборы отказывались нести военную службу и поэтому подвергались активным гонениям.
При этих обстоятельствах в крестьянской среде начали наблюдаться слабые ростки политического самосознания. Престиж царя падал, безразличие народа усиливалось. Крушение царского поезда и второе покушение на жизнь царя 1 марта [62] остались почти незамеченными среди населения. Придворные советники допустили ошибку,
62
Речь идет об аварии царского поезда в октябре 1888 г. возле станции Борки под Харьковом, в результате которой Александр III с семьей лишь чудом остался жив, и о неудавшейся попытке покушения на Александра III группы студентов Петербургского университета (при участии А. И. Ульянова – брата В. И. Ленина) 1 марта 1887 г.
– Хоть бы социалисты убили меня и с этим было покончено!
Когда он остановился на ночлег в селе Кобанск на Байкале, из бутылок с квасом начали выскакивать пробки. Царская свита подняла ужасный шум. В Иркутске губернатор, провожая наследника к карете, сам первый зашел в нее, чтобы убедиться, что она не заминирована. Бедного наследника постоянно возили с огромной скоростью, как будто за ним гнались. Когда он удалился за Урал, вслед за ним полетело крылатое слово «Последний», не оставлявшее Николая за все годы его печального царствования.
Нет сомнений, что происшествие 1 марта 1881 г. навсегда подорвало физическую силу и нравственное здоровье династии Романовых. Во время суда над заговорщиками, замышлявшими покушение на жизнь царя, прокурор произнес такие многозначительные слова:
– Как нам не казнить негодяев, лишивших Россию царя? У нас больше нет царя; есть господин, живущий в Царском Селе и Гатчине, но царя нет.
Некролог по Александру III, напечатанный в радикальной иркутской газете «Восточное обозрение», возбудил негодование генерал-губернатора Горемыкина. Он вызвал редактора и обрушился на него:
– Как вы осмелились напечатать такой некролог по царю?!
– Но в некрологе, – ответил редактор, – содержатся только факты: действия царя, его законы и приказы.
Да, все так, однако именно эти факты превосходно свидетельствовали о глупости, упорстве и отсутствии качеств государственного деятеля у человека, чья безжалостная рука истребила сделанное раньше добро.
Многие новички, прибывшие к нам в ссылку после разгрома в 1881 г. народнического движения, особенно те, кого ссылали в начале девяностых, были столичными молодыми людьми, марксистами по убеждению. Они не допускающим возражений тоном заявляли, что радикальное обращение умов к марксизму исключает крестьян как фактор, который следует принимать во внимание при развитии революционной работы в России. Кроме того, они говорили, что революции нет места в материалистической концепции истории и что агитация – пустая трата времени. По их мнению, ключ к истине следовало искать на заводах, а единственным средством достижения социализма являлась скорейшая пролетаризация крестьянства. На нас, поседевших народников, они взирали с жалостью и презрением.
В начале девяностых на Волге после нескольких лет засухи, к которой прибавилась нехватка земли в черноземном регионе, разразился ужасный голод. Газеты и журналы были полны отчаянных обращений. В Сибирь потянулись длинные караваны телег с детьми и пожитками, рядом с которыми шли оборванные мужчины и женщины. По обочинам лежали больные и умирающие. Это были переселенцы, бежавшие от смерти в России, чтобы найти ее в Сибири. Смотреть на них без содрогания было невозможно. От деревни до деревни можно было добраться только по главной дороге. Дома для отдыха переселенцев часто стояли посреди степи, вдали от людских поселений. У обнищавших переселенцев не было лекарств, а все свои припасы они съели еще до того, как достигли Урала. Что-либо купить на дороге им не удавалось. Детей хоронили практически на каждой остановке; больных оставляли в деревнях; родственники теряли друг друга. Свои деревни покинули сотни тысяч крестьян, а власти не сделали ничего, чтобы им помочь. Хаос стоял неописуемый. Неграмотные крестьяне верили всем доходившим до них слухам о плодородных ничейных землях в Сибири и именно поэтому тянулись на восток из поволжских губерний. Из Тюмени в Томск они плыли на баржах, а дальше двигались пешком или на телегах. Смертность на переполненных, грязных баржах была ужасной. Лишь немногие из первых переселенцев достигли своей цели.
Честные газеты делали все, что могли, чтобы привлечь внимание к ситуации. Сибиряков ужасали эти толпы чужаков-попрошаек, которые несли с собой заразу. Но масса несчастных шла вперед, как загипнотизированная, по бесконечной, безжалостной равнине. Два лета подряд русских крестьян поджидала почти неминуемая смерть, если они продолжали поиски свободной земли, однако в начале девяностых стоны погибающих людей и усилия прессы сумели проломить окружающую правительство стену безразличия, и был предпринят ряд шагов по организации процесса переселения. Создавались станции, где переселенцы могли получить кипяток и пищу. На этих станциях по очень низким ценам продавались телеги и лошади. Кроме того, обеспечивалась медицинская помощь и составлялись списки наделов, пригодных для колонизации. Смертность снизилась, а с ней – и недовольство скитальцев.