Скрытые лики войны. Документы, воспоминания, дневники
Шрифт:
Благодаря своему профессиональному опыту и в соответствии с моими взглядами я занялся в абвере вербовочной работой и подготовкой для вермахта нормативных документов о поведении войск по отношению к российскому населению. Например, мною была подготовлена и доведена до сведения всего гражданского населения инструкция о том, что в войне Германии с СССР борьба ведется против большевиков, их партаппарата и против мировой революции. Германия освобождает Россию от ига Советов.
— Простите меня, Христа ради, — прервала Наталья Васильевна, — я правильно вас понимаю: вы не приняли Советскую власть потому, что у вас с ней чисто сословно-политический конфликт?
— Да, совершенно верно, — ответил я. — Мне представляется, что власть в России должна и может быть умной, честной, освещенной божественной благодатью и ответственной перед
— В многовековой истории России, — заговорила твердо и уверенно Наталья Васильевна, — была всякая власть, но она никогда не кормила народ сладкими пряниками, все больше действовала кнутом. Нередко власть относилась к своему народу жестоко и несправедливо. И не всегда он безропотно сносил это. Обладая терпеливой мудростью и гордым достоинством, русский народ всегда был способен понимать, что власть берут и сдают люди, а народ и его государство вечны и всегда остаются, поскольку держатся на вековой единодуховной нравственной силе. И вот сейчас, в годину лихолетья, эта сила породила благородную ярость народа и превратила войну в священную и всенародную. Нашему народу присуща особая черта — русскость не только в терпении горя, но и в прощении обид и несправедливости власти. Народ понимает, что жизнь слишком коротка и слишком дорого тратить себя на обиды и неприятие власти. Я, может быть, больше вас, Юрий Васильевич, должна обижаться и не признавать Советскую власть за безвинно репрессированную маму. Но я не таю обиды и принимаю эту власть такой, какая она есть.
А вы, Юрий Васильевич, не признавая Советскую власть, хотите избавить от нее Россию с помощью немецкой военной силы. Но ведь кроме чисто сословно-политической основы вашего неприятия Советской власти у вас должно быть внутреннее чувство к Родине, к страдающему народу, его истории, культуре, религии. Ведь православная вера — это, в сущности, духовная основа любви к Богу и к своему Отечеству. Если бы можно было спросить у народа, у Господа Бога, одобряют ли они ваш выбор и стремления, думаю, — горячо и взволнованно говорила Наталья Васильевна, — что они, как и я, ответили бы отрицательно. Они бы сказали вам: уклоняйся от зла и духовного заблуждения, ищи мира и следуй за ним, мир там, где есть доброе сердце. Мир означает единение… Именно в многонациональном единении, единословесном пространстве, в согласии и примирении русский народ всегда выступал спасителем не только тысячелетней России, но и народов Европы в битвах с чужеземными захватчиками. Обливаясь кровью и слезами, он делает это и сейчас. — Тут Наталья Васильевна встала, поправила косу и, вопросительно глядя мне в глаза, тихим голосом сказала: — Ну вот, я от души выговорилась. А теперь как гражданский человек я хотела бы спросить у вас, военного специалиста: какие события нас ждут на фронте, хотя бы этим летом, не заглядывая в будущее?
После искреннего, убедительного монолога, осуждающего меня, я был готов возразить и в какой-то мере оправдаться перед Натальей Васильевной. Но этот ее вопрос как-то сковал меня. Тем не менее я собрался и сбивчиво, волнуясь, заговорил:
— Прежде чем ответить на ваш вопрос, мне хотелось бы дать пояснения на ваши суждения, потому что в них прозвучало осуждение меня как русского православного человека.
Да, война — это страшное зло, страдания и бедствия для всех народов и грех перед Богом. Я переживаю уже третью войну. И в душе, и в голове вынашиваю трагедию и реально ощущаю разлад между любовью и верой перед Всевышним и заветом отца, своей присягой. И в то же время я пока придерживаюсь твердого осознания своего предназначения, избранной цели и бытия, постоянно помню и сохраняю чувство долга перед Отечеством и Господом Богом, до сих пор хранившим меня. Вот в такой раздвоенности ума и сердца я участвую в своей, дай Бог, последней войне. Но, воюя против своих соотечественников, я ни разу не нарушил Божью заповедь «не убий», ни разу даже не выстрелил в них. И сейчас я занимаюсь своим профессиональным делом разведчика.
На что я рассчитываю? Вы сами видели и даже познакомились здесь с бывшими военнослужащими Красной Армии, попавшими в плен и завербованными мною и моими коллегами в лагерях. Все они согласились добровольно служить в Русской освободительной армии и готовы воевать против большевиков. Сейчас такая армия формируется из трех миллионов военнопленных.
Вот
При этих словах глаза Натальи Васильевны сделались холодными, вопрошающими. После неловкой паузы она, подняв взгляд и глядя мне в глаза, сурово заговорила:
— В разбросанных листовках я читала обращения и эти словесные посулы Власова. Конечно, словами можно убить, можно спасти, а можно полки повести. Но нашему бы теляти да волка ободрати. Не внушает доверия и сама личность Власова: предал один раз, предаст и в другой раз.
Чтобы сгладить неловкость и не вступать в полемику, я решил, что лучше сменить тему разговора и ответить на вопрос моей гостьи.
— Наталья Васильевна, вы спросили, как сложатся события на фронте этим летом и в последующем. Я отвечу, хотя мне прогнозировать трудно. Предполагаю, что немцы попытаются летом взять реванш за поражение под Сталинградом. Они накопили достаточно сил, провели тотальную мобилизацию, их армия сильна дисциплиной, порядком и умением воевать. А что получится — сложно предсказывать.
Отвечая так скупо и сдержанно, я должен был соблюдать осторожность и помнить о вездесущей силе немецкой контрразведки, которая опутала своей агентурой все немецкие учреждения. Поэтому я не исключал привлечения Натальи Васильевны к выполнению задач контрразведки.
К тому же я не мог и не имел права делиться своими сокровенными мыслями и оценками о том, что Красная Армия разобьет вермахт на Курской дуге и что планируемое там немецкое наступление — это очередная авантюра фанатичного фюрера и его раболепных генералов. Мне было ясно, что, если в 1941 году своей невиданной мощью немцы наступали на фронте в три тысячи километров — и потерпели поражение, летом 1942 года они уже смогли воевать только в пределах восьмисот километров — и получили Сталинград, теперь вермахт способен под Курском наступать лишь на фронте всего в двести пятьдесят километров, заранее обрекая свою армию на разгром.
Мои ответы, как мне показалось, были не очень убедительными и, видимо, не удовлетворили Наталью Васильевну. Она встала из-за стола и сказала:
— Мне пора. Благодарю вас за приглашение в кино и в гости, за искреннюю беседу и сдержанную оценку предстоящих событий на фронте. — Потом, приблизившись ко мне и глядя в глаза, очень ласково и душевно добавила: — Из ваших объяснений мне представилось, что ваша душа ожесточена чрезмерной гордыней и заблуждением. Вы впали в искушение. А вам, да и мне надо стяжать верную любовь к Родине и дух мирный. Достигнем этого, и сами придем к гармоничной жизни, и Отечество спасем.
В ответ, пылко целуя ее руку, я сказал:
— К вам я стяжаю только любовь и глубокое уважение.
— А я, по традиции русских женщин, к вам милосердна и надеюсь на ваше исцеление. Хотя самая трудная победа — это победа над самим собой. Помоги и храни вас Господь.
После этих проникновенных слов мы и расстались. Я отвез ее домой, заранее пригласив на просмотр нового кинофильма. Возвращаясь к себе, я весь находился в благостно приподнятом состоянии души, физически ощущая теплоту от общения с этой мудрой женщиной, моим духовным проповедником. Это состояние радостного подъема не покидало меня и в последующие однообразно нудные дни службы. Меня захлестывало весеннее половодье чувств, ощущение, что я не одинок, что есть у меня любовь, что я не просто счастлив, но и богат душевным комфортом любви. Наталья Васильевна занимала все мои мысли, о чем бы я ни размышлял. Мне постоянно хотелось спрятать ее у себя на груди, носить и не расставаться, заласкать, зацеловать, защитить от всех жизненных тягот и неприятностей.