Скрытые следы
Шрифт:
– Я… не знаю, – неуверенно ответила Карине.
– Нет, он не привит, – озабоченно произнесла Криста. – Это просто небрежность с нашей стороны. Наверное, мы должны сделать ему прививку?
– И немедленно! – воскликнула Карине.
– Сегодня мы не сможем, – напомнила ей Криста. – У меня большая стирка, и мне нужна твоя помощь, Карине.
– Давид собирается в город, – сказал Абель. – И Эфраим тоже. – Может быть, поручить это им?
Так они и сделали. Шейн уселся
Но Давид хорошо относился к Шейну, он всегда ласкал его.
Во второй половине дня Эфраим вернулся домой. Один.
– У Давида оказалось много дел, так что я поехал автобусом, – обычным своим недовольным тоном произнес он.
– А Шейн? – тревожно спросила Карине. – Он с Давидом?
Эфраим неприязненно посмотрел ей прямо в глаза. На его лице было агрессивное выражение. В это время из ванной вышла Криста, неся на просушку белье.
– Шейн? – презрительно, словно выплюнув это слово, сказал Эфраим. – Нет, он оказался зараженным.
Улыбка умерла на лице Карине.
А он продолжал с плохо скрываемым триумфом:
– Поэтому ветеринар просто сделал ему последний в его жизни укольчик! Ведь он ничего особенного из себя не представлял и к тому же мог заразить других.
– Нет, это не правда, – сказала Карине, глядя на него глазами раненного животного. Слова ее возмутили Эфраима.
– Ты думаешь, я вру? – спросил он.
Отчаяние Карине вызвало злорадство у младшего сына Абеля от первого брака. Он с триумфом смотрел на нее.
– Нет, нет, – беспомощно произнесла Карине, уходя из кухни. Ничего не видя на своем пути от безутешной скорби, она поплелась в свою комнату.
Бросилась на постель. Она даже не могла плакать. Лицо окаменело от горя, она едва дышала, мысли ее путались, путались…
Она сама должна была отвести его к врачу. В этом ее вина. Ей следовало сделать ему прививку еще несколько месяцев назад. Как бездумно она вела себя! Шейн, маленький Шейн, он был совершенно один у ветеринара, не подозревая о том, что происходит, и с ним не было никого из его близких друзей, хотя Давид и относился к нему хорошо. Шейн погиб… Нет, ей была совершенно невыносима мысль об этом. У нее не было в жизни ничего ценного, кроме этой собаки. Она виновата в том, что Ионатана схватили, ведь если бы она не натворила дел в лесу, Руне не пришлось бы идти туда с ней, и он спас бы Ионатана, как он делал уже много раз.
Руне погиб, об этом узнал Йоаким в Осло от одного из товарищей Ионатана по группе сопротивления.
О, Господи, что же она наделала?
А тот человек, которого она убила в лесу? Возможно, у него есть семья… Газеты писали о его мистическом исчезновении и поисках. Но Карине так и не осмелилась сама прочитать заметку.
Она погубила человеческую жизнь… возможно даже несколько.
Йоаким. Йоаким желал ей только добра, и она любила его так, как можно любить только в шестнадцать лет. Но она никогда не будет принадлежать ему, потому что она никогда не решится на близость с ним.
Она не могла даже принимать знаки его внимания, это пугало ее, она казалась отвратительной самой себе. Ведь она вела себя в детстве так ужасно! Конечно, она сама виновата в том, что двое мужчин изнасиловали ее.
Шейн…
Она никогда больше не увидит своего маленького Шейна.
Дальше Карине уже не размышляла. Она делала все автоматически: пошла в ванную, открыла аптечку, где, как она знала, Абель хранил свое снотворное.
У Абеля пошаливали нервы, потому что Господь не дал ему способности говорить на чужом языке. И его по ночам мучила бессонница. Криста не сказала ему, что это просто высокомерие. Почему именно он не должен говорить на чужом языке, чем он лучше других?
Пузырек с таблетками стоял на месте. Карине, не задумываясь о последствиях своего поступка, положила в рот целую пригоршню таблеток и запила водой из-под крана.
После этого она вернулась в свою комнату и легла. Она никогда уже не погладит свою собаку, никогда не расскажет своему песику, как она любит его.
Шейна, ее последней спасительной соломинки в этом жестоком мире, больше не было в живых.
Это было последней каплей в чаше горечи и несчастий Карине. Она не могла этого пережить.
***
Ионатан очнулся на опушке леса. Сев, он увидел перед собой колосящееся поле пшеницы. Вдали виднелась деревушка с красными черепичными крышами.
«Германия, – подумал он. – Типично немецкая картина. Но как я попал сюда?»
И тут он вспомнил, где он до этого был. Разве он уже не…
Да, каким-то дьявольским образом он снова очутился поблизости от этого проклятого имения!
Неужели ему придется вернуться туда, на эту жуткую ферму, производящую совершенный, нордический тип людей?
Ему чуть не стало дурно.
– Я вижу, тебе это не нравится, – констатировал смеющийся голос сзади него. Он повернулся.