Скрытый Тибет. История независимости и оккупации

Кузьмин Сергей Львович

Китай получил советский кредит на 1200 млн. руб. (300 млн. долл.) по фантастически низкой ставке — 1%.^{631} При том, что сам СССР тогда имел очень мало валютных резервов. И это не все. Лишь за два года СССР поставил Китаю 943 тыс. т черных металлов (около 40% их производства в КНР), 1,5 млн. т нефтепродуктов, в том числе 506 тыс. т бензина и 477 тыс. т керосина^{632}. Китай получал из СССР передовые технологии, причем во все возраставшем объеме. Так, в 1950–1953 гг. СССР безвозмездно передал КНР 599 комплектов научно-технической документации по строительству, машиностроению, технологическим процессам и др., в 1954–1957 гг. — уже 6447 комплектов научно-технической документации (возмещались лишь расходы на

копирование), в 1958–1960 гг. — 7307 комплектов, в основном по тяжелой промышленности.^{633} Только в порядке экономического сотрудничества СССР командировал в КНР до 1966 г. в общей сложности 8089 специалистов для помощи в строительстве и реконструкции объектов только гражданского назначения.^{634} На основе советских военных технологий КНР смоделировал ракету средней дальности «Дунфэн-1», бомбардировщик Н-6, истребитель-бомбардировщик Q-5 и др.^{635}

Таким образом, КПК не только пришла к власти благодаря иностранной помощи, но и дальше получала такую помощь в больших объемах. В те годы Мао Цзэдун не скрывал этого: «В эпоху существования империализма подлинная народная революция в любой стране не может одержать победу без различного рода помощи международных революционных сил… Это значит, что мы нуждались в помощи не только в прошлом, но нуждаемся в ней сейчас и будем нуждаться в будущем».^{636} Тогда Советский Союз в глазах маоистов еще не превратился в «мрачное фашистское государство диктатуры буржуазии».^{637}

У Тибета не было столь щедрого иностранного покровителя. Индия разъяснила тибетцам, что готовится признать сюзеренитет Китая над Тибетом, возможно, на основе соглашений в Симле. Примерно такого же взгляда держалась Великобритания, а США предпочли следовать за ней и за Индией. Они отменили визит своей миссии в Лхасу и приняли решение формально не поддерживать независимость Тибета.^{638} Такая позиция Индии была связана с тем, что Дж. Неру считал дружбу своей страны с Китаем критически важной для новой Азии и нового морального порядка незападного мира, а в независимом Тибете видел опасность для этих планов.^{639} Неру не знал, что маоисты скоро предъявят территориальные претензии к Индии, а он сам в их глазах превратится в «представителя крупных помещиков и реакционных кругов Индии, интересы которых тесно связаны с интересами империалистов».^{640}

В январе 1950 г. начало работать радио Лхасы на тибетском, китайском и английском языках. Главным было противостояние китайской пропаганде. 31 января по радио было объявлено, что Тибет был независимым с 1912 г., когда был изгнан маньчжурский гарнизон.^{641} Кашаг призвал Великобританию, США и Индию поддержать вступление Тибета в ООН. На это ему ответили, что все равно ничего не получится: СССР и Китай наложат вето в Совете безопасности. Тогда тибетцы решили послать миссию в Москву, Гонконг или Сингапур, чтобы там провести переговоры с коммунистами.^{642} Руководителями одной из делегаций были В.Д. Шакабпа и Ц.Т. Гьелпо. В верительных грамотах, выданных им правительством Тибета, в частности, говорилось:^{643}

«Тибет, “Страна снегов”, управляемая последовательными перевоплощениями Ченрези (Авалокитешвары), является независимой и миролюбивой страной, преданной религии. Спокойная жизнь страны нарушена и подвержена опасности из-за возможности проникновения на ее территорию китайских солдат, потерпевших поражение в ходе гражданской войны в Китае, и, хотя управление иностранных дел правительства Тибета направило председателю коммунистического Китая, Мао Цзэдуну, письмо, датированное двенадцатым днем девятого месяца года Земли-Быка, с просьбой применить свою власть для прекращения перемещения китайских солдат на территорию Тибета, китайская сторона оставила эту просьбу без ответа. Вместо этого радиозаявления

из Синина и Пекина объявили Тибет частью Китая и призвали народ к его освобождению. Делегация, облеченная полными полномочиями заниматься делами Тибета, должна отправиться на переговоры:

1) относительно оставшегося без ответа письма, направленного Управлением иностранных дел Тибета председателю Мао Цзэдуну;

2) относительно неправомерных радиозаявлений из Синина и Пекина;

3) относительно гарантии ненарушения территориальной целостности Тибета;

4) относительно уведомления правительства Китая о том, что народ и правительство Тибета не потерпят вмешательства в управление Тибетом Далай-ламами и что они отстоят свою независимость.

Делегации даны указания провести переговоры по всем этим вопросам с китайским представителем где-нибудь в приграничном районе».

От делегации, прибывшей в Дели, китайской посол в Индии потребовал признать Тибет частью Китая, согласиться на передачу национальной обороны Китаю, вести политические и торговые отношения Тибета с зарубежными странами через Китай.^{644} Тибетское правительство дало делегатам инструкции отвергнуть эти предложения.

Общественные организации и представители «нацменьшинств КНР» стали проводить демонстрации против «провокаций империалистов в Тибетском районе».^{645} Ламы провинции Цинхай даже «отправили просьбу» в Пекин об «освобождении» Тибета, уничтожении реакционных элементов и изгнании империалистов. С похожим посланием в Пекин прибыла делегация от тибетского населения Сикана. На заседании член делегации Ван Цзя от имени тибетского народа пригласил НОАК для «освобождения».

Между тем председатель Юго-западной военно-административной комиссии Лю Бочэн собирал в Сычуани войска для похода. Лю Бочэн и Дэн Сяопин (тогда политкомиссар Юго-западного военного округа НОАК) решили поручить формирование экспедиционных войск молодому командиру Чжану Гохуа. Многие солдаты и офицеры по разным причинам боялись идти в Тибет.^{646} Тогда их стали собирать на митинги, где разъясняли «священную историческую задачу». Подчеркивалось, что условия похода будут гораздо менее тяжелыми, чем во время войны с Гоминьданом.

18 марта 1950 г. войска 18-го корпуса выдвинулись из Сычуани в Кам и заняли Дарцедо (Кандин), 28 марта передовые части в 30 тыс. чел. достигли Кардзе.^{647} Вначале было очень трудно снабжать войска, грузы даже приходилось сбрасывать с самолетов. Форсированно строились дороги, аэропорт в Кардзе. Очевидцы видели длинные колонны американских и советских грузовиков, доставлявших материалы для мостов. А пока строились автодороги, в Сикане широко привлекали тибетцев, чтобы использовать их на строительстве, а тысячи их яков — в виде транспорта. По словам одного тибетского коммуниста, сделать это было нетрудно: НОАК платила серебряными китайскими долларами времен Гоминьдана.^{648} Некоторые подавали заявления о вступлении в армию. Сообщалось о «всяческом содействии» тибетцев китайским войскам: лодочники, плотники и кузнецы день и ночь работали на них, пастухи предоставляли яков, мужчины и женщины образовали бригады для перевозки оружия и снаряжения, строили дорогу, работали переводчиками и проводниками.^{649}

Тибетцев на дорожные и транспортные работы мобилизовали независимо от их желания, хотя оплата была адекватной.^{650} Местная элита получала новые должности и высокие оклады. Так что население работало за деньги и страх, но, конечно, не ради «объединения родины». С другой стороны, кампа привыкли жить сами по себе и не принимали близко к сердцу отношения Пекина с Лхасой. Кроме того, на первых порах эксцессов почти не было. К местным жителям, их обычаям и религии приказали относиться с уважением. Китаю нужны были рабочие руки и надежный тыл. Люди из разных мест излагали У. Смиту одну и ту же версию: китайцы им говорили, что вошли в Тибет для того, чтобы помочь тибетцам, и уйдут, когда Тибет «улучшится» и будет способен к самоуправлению.