Скрытый Тибет. История независимости и оккупации

Кузьмин Сергей Львович

Здесь все неверно. Если бы КНР не оккупировала Тибет, он не был бы «отсталым районом Китая», который зачем-то надо демократизировать. Теократический строй был осознанным выбором тибетского народа. Он-то знал на своем опыте, хорошо или плохо жить под властью феодалов в «отсталом», а в действительности — в гармоничном и стабильном обществе. Когда это общество стали уничтожать демократической реформой, восстала значительная часть народа, которая не «слепо шла» за элитой, а боролась за независимость родины. Основную часть восставших составляли тибетские трудящиеся.^{1173} Восставших было не 20 тыс. чел., как утверждалось в официальных китайских сообщениях, а намного больше: позже в хунвэйбинской печати говорилось

о том, что восстала вся тибетская армия (4 тыс. чел.) и, кроме того, было более 100 тыс. «вооруженных бандитов».^{1174}

Бывшие участники восстания рассказывали мне, что большинство их соратников были простые люди. Против китайской власти они пошли по собственному желанию.

Ни о какой «справедливости форсированных реформ» в Тибете говорить нельзя. Это было принуждение худшее, чем в средневековье. Соглашение из 17 пунктов не выполняли китайцы, а не тибетцы. Это хорошо знали в СССР. «Как показывают многочисленные факты, Мао Цзэдун и его группа, фактически, не выполнили ни одного из пунктов Соглашения 1951 г.»^{1175} Причем не выполнили сознательно, чтобы приблизить эти самые реформы. Поэтому Мао и заявил после начала восстания:^{1176} «Это хорошо, потому что именно это решит нашу проблему военным путем. <…> Они дали мне предлог для развязывания войны. <…> Чем мощнее мятеж, тем лучше». Руководство КПК разорвало Соглашение из 17 пунктов и списало это на тибетское правительство, хотя оно не поддерживало восставших.

Вскоре после подавления восстания в Лхасе, 18 апреля 1959 г., Чжоу Эньлай сказал на 1-й сессии ВСНП 2-го созыва: «Во всяком случае, реформы будут проводиться постепенно, с полным учетом особенностей Тибета, причем в ходе проведения реформ будут полностью уважаться религиозные верования, нравы тибетского народа, уважаться и развиваться замечательная культура тибетского народа».^{1177} На деле было наоборот. Вопреки официальным китайским заявлениям, большинство разрушений в Тибете было сделано между 1955 и 1961 гг., а не только во времена Культурной революции 1966–1976 гг. Это подтвердил Бхучунг, тогда вице-президент народного правительства ТАР, на пресс-конференции 17 июля 1987 г.^{1178} Были не только массовые разрушения, но и массовые репрессии.

За это иногда пытаются снять ответственность с Мао Цзэдуна. Дескать, председатель хотел постепенных преобразований, а рвение командиров и чиновников на местах приводило к эксцессам. С этим нельзя согласиться. Правящая партия, ее руководство несут ответственность за свой курс независимо от внутренних разногласий. Мао создал эту систему, был ее непререкаемым вождем и теоретиком. Постепенность реформ в Тибете — это была тактика, вызванная обстоятельствами. Будущему ТАР предназначался тот же путь, что Каму и Амдо. Там китайцы вначале тоже старались никого не обижать, привлекать население, хорошо платить и т.д. И одновременно строили дороги, обустраивали войска, инфраструктуру. Утвердившись, они начали там демократическую реформу — разгром традиционного общества. Это вызвало восстание, его использовали как предлог для форсирования реформы. Имея восстания в тылу — в Каме и Амдо, не было смысла провоцировать их в будущем ТАР, который еще недостаточно контролировался. Когда же восстание началось и там, его использовали как предлог для немедленной реформы.

Есть сведения, что существовал некий «тибетский вариант», разработанный лично Мао Цзэдуном и изложенный во внутрипартийной директиве ЦК КПК.^{1179} Его суть в том, чтобы спровоцировать тибетцев на выступления против китайских войск, после чего должны последовать крупномасштабные карательные и репрессивные операции, дабы окончательно «умиротворить» Тибет. В сентябре 1977 г. газета «Жэньминь жибао» писала: «Все случилось

так, как предсказывал председатель Мао», явно имея в виду его «тибетский вариант». Как говорил председатель, «наш коронный номер — это война, диктатура».^{1180}

Иногда виновные несли наказания за свои беззакония. Но тенденция оставалась прежней. Ведь на местах чиновникам приходилось выполнять невыполнимое: проводить реформу по желанию населения, которое ее не желало. Согласно марксизму, народ должен был расколоться и свергнуть эксплуататоров, а этого не было. Отсюда репрессии, имитация классовой борьбы. Политику Мао надо оценивать по результатам, а не по декларациям, — очевидцы отмечали его двуличие.^{1181} Митинги и демонстрации «поддержки», митинги «горькой памяти», тамцинг, дукчу, раскаяние в несуществующих преступлениях, поголовное восхваление КПК, требование провести реформу и т.п. — все это режиссированные компартией спектакли. Они не имели ничего общего с волей народа и были направлены на его оболванивание. Из той же области официальная цифра поддержки реформы большинством тибетцев.

К 1965 г. в Тибете началась новая волна репрессий — прежде всего против «классовых врагов» (лам, зажиточных крестьян), ускоренная подготовка местных кадров, форсированная реформа власти, коммунизация деревни. Был выдвинут лозунг «опоры на рабов и крепостных». В конце 1965 г. началась кампания «социалистического воспитания», важнейшим компонентом которой было искоренение религии.^{1182} Это был пролог Культурной революции.^{1183}

Глава 9.

Великая пролетарская культурная революция.

Итоги периода Мао

Великую пролетарскую культурную революцию в 1966 г. инициировал и возглавил лично Мао Цзэдун: «Пожар Культурной революции разжег я».^{1184} До конца жизни он считал ее одной из своих главных заслуг. Целью было сохранение его личной власти путем ликвидации старых партийно-государственных кадров, предотвращение реставрации капитализма, окончательное уничтожение традиционализма и создание конфликта поколений. Вульгаризируя диалектику и древнекитайский принцип цикличности, Мао учил: «Без разрушения нет созидания. Разрушение — это критика, это революция… Прежде всего разрушение, а в самом разрушении заложено созидание».^{1185} Что и как созидать, он толком не знал, зато разрушение решил время от времени повторять. 16 мая 1966 г. ЦК КПК заявил, что сейчас Культурная революция проводится первый раз, но в дальнейшем будет проводиться многократно. «Мудрые решения» проводили в жизнь приближенные во главе с Цзян Цин, супругой председателя. Часть из них потом объявили «бандой четырех».

Культурная революция должна была создать нового, социалистического человека. «Великое единение китайской нации завершится успехом раньше, чем в любом другом районе, чем единение любой другой нации», — говорил Мао Цзэдун в 1966 г.^{1186} Опора на его идею, что национальный вопрос — это классовый вопрос, означала объявление войны разнообразию национальных традиций. Фактически, это был курс на ассимиляцию «нацменьшинств» ханьцами, которые тоже должны были измениться.

На популярном уровне это обозначалось как «пересадка мозга»: у тех, кто придерживался старых ценностей и традиций — «зеленый мозг», у прогрессивного человека — нормальный, «белый».^{1187} Последний должен быть заполнен идеями Мао. Без них мозг пустой. В Китае эта перековка была связана с противопоставлением старого и нового, капитализма и социализма и т.п. В Тибете же добавилось разделение между «тибетским» и «китайским». Последнее для большинства тибетцев ассоциировалось с «новым».