Скрытый Тибет. История независимости и оккупации

Кузьмин Сергей Львович

Конечно, в те времена другие понятия употреблять было невозможно. Но такие формулировки даже сейчас звучат расплывчато — что уж говорить о временах революционного дурмана. Да и установку разрушать «четыре старых» никто не отменял. Так что разрушения продолжались, хотя и не в таком темпе, как во второй половине 1966 г.

Бороться с бандами было нельзя: Мао Цзэдун и его ЦК на этот счет дали четкие инструкции. «Не разрешается ни под каким предлогом в какой бы то ни было форме подстрекать и организовывать рабочих, крестьян, городское население на борьбу с учащимися… Не следует вступать в непосредственные пререкания с учащимися, не следует допускать столкновений с учащимися».^{1214} Революционные акты хунвэйбинов «выражают возмущение и гневно осуждают класс помещиков, буржуазию, империалистов, ревизионистов и их лакеев… говорят о том, что бунт

против реакционеров — дело правое. Я выражаю вам горячую поддержку».^{1215} «Надо позволить молодежи ошибаться. Пока их ориентация в общем верна, пусть делают небольшие ошибки. Верю, что они могут исправиться в практической работе».^{1216}

³

^{1 — Тибетские пионеры с цитатниками Мао Цзэдуна (Woeser, 2006/permission from Woeser); 2 и 3 — коммунистические митинги и демонстрации (Woeser, 2006/permission from Woeser)}

^{Портрет Мао Цзэдуна и дацзыбао в Лхасе (Woeser, 2006/permission from Woeser). Перевод лозунга: «Проложить новый великий путь!»}

Председатель, казалось бы, противоречил сам себе. Ведь «все вопросы идеологического порядка, все спорные вопросы внутри народа могут разрешаться лишь демократическим путем, методами обсуждения, критики, убеждения и воспитания; их нельзя решать методами принуждения и оказания давления».^{1217} В действительности, противоречия не было, если вспомнить, как Мао различал «народ» и «врагов» (см. главу 8).

В Тибете «красные охранники» на улицах срезали косы у мужчин и женщин, врывались в дома и устраивали там погромы, уничтожая все, что относилось к тибетской культуре. Эти обыски и погромы были систематическими. Если находили особую крамолу: одежду феодалов, богатые украшения, форму тибетской армии и т.п., — это напяливали на хозяев, выгоняли их из домов и с издевательствами водили по улицам. Искали также религиозные предметы. Часть их грузили в сундуки и опечатывали, а религиозные книги сразу сжигали.^{1218} Что ни день, выходили грозные извещения

О том, чтобы все уничтожили свои религиозные предметы. Все серебро и золото надо было сдать в Китайский государственный банк. Людям ничего не оставалось, как нести туда ювелирные украшения. По всему району тибетцы прятали и закапывали небольшие статуи божеств, а большие разбивали и бросали в р. Кийчу.^{1219} На рынке Тромциканг китайцы выставили образцы религиозных и декоративных предметов, сопроводив их большими плакатами.^{1220} На них было написано, что владение этими предметами незаконно, их надо принести сюда и сдать властям.

^{«Митинг борьбы» с монахиней — перерожденной ламой и ее родителями в Лхасе (Woeser, 2006/permission from Woeser)}

Каждый дом теперь выставлял портрет Мао и вывешивал китайский флаг.^{1221} На стенах повсюду висели выписки из его цитатника. Эта маленькая красная книжечка к концу 1967 г. вышла тиражом 350 млн. экз. Благодаря последующим изданиям почти на всех языках мира тираж достиг примерно миллиарда экземпляров. Издали ее и на русском языке — впервые в 1966 г. под названием «Выдержки из произведений». Однако у нас это редкость: она была под запретом за нелестные слова о Н.С. Хрущеве и СССР. Но в Лхасе изучать цитатник были обязаны все. Банды китайских юнцов, называвшиеся «группами безопасности», останавливали людей на улицах и требовали прочитать на память какой-нибудь пассаж из него.^{1222} Прочитал — объясни смысл. Иначе — серьезный выговор. Правда, в ряде случаев хунвэйбины

сами не могли объяснить, что же хотел сказать их председатель.

^{«Митинг борьбы» с Панчен-ламой X (Thinley, 1996)}

Запретили традиционные праздники и промыслы. Например, уезд Чжанан был известен своими промыслами, прежде всего изготовлением ткани пуру, корзин, гончарным делом и т.д. Теперь все орудия труда конфисковали, уезд стал бедным.^{1223} Вернули только в 1980-х гг.

Даже традиционные «кхабсе» — обжаренные в масле спиральки из теста, приготовляемые во время религиозных праздников, — объявили феодальным пережитком.^{1224} По приказу хунвэйбинов население занялось истреблением собак и мух. Тибетцы очень любили собак, поэтому их было много. Теперь их убивали камнями под контролем маоистов. Последние достигали двух целей: «очистки» и борьбы с религией, поскольку буддизм запрещает убийство.

Имена людей, названия улиц и зданий меняли на революционные ханьские. Например, имя Тензин сменили на «Мао Сысян» («Красная мысль Мао»); Кечог Вангмо стала «Да Юэцзин» («Большой скачок вперед»).^{1225} Храм Цуглаканг переименовали в «Чжаодайсо» («Гостиница» № 5), Норбулингку — в «Жэньминь Гунъюань» («Народный парк»), улицу Баркхор — в «Лисинь» («улица Воспитания Нового»). Тибетские праздники заменили на революционные китайские.

^{«Бунтари» водят высокого ламу Рибура Тулку в позорном колпаке по Лхасе (Woeser, 2006/permission from Woeser). Перевод надписи на «позорном колпаке»: «Уничтожим бога, якшу, духа и Наванга Гьяцо»}

^{«Митинг борьбы» в августе 1966 г. в Лхасе (Woeser, 2006/permission from Woeser). Слева направо: жена знатного человека Хорканга Сонама Пэлбара, он сам и его тесть. В виде издевательства на Хорканга надета шелковая одежда — наряд правительственного чиновника выше 4-го ранга, на голову — лисья шапка в теплый летний день. У него и его жены дома нашли эту одежду и обвинили в том, что они хотят восстановить «феодально-рабовладельческий» строй. Тестя Хорканга заставили надеть шлем и форму бывшей тибетской армии, которая якобы копирует форму британских военных. Он прятал эту форму, а «революционные массы» ее нашли и заставили напялить}

^{Знатный тибетец — бывший чиновник 4-го или 5-го ранга на «митинге борьбы» (Woeser, 2006/permission from Woeser)}

«Митинги борьбы» (тамцинг) шли повсеместно. Толпа избивала и оскорбляла человека на глазах его родственников. Как вспоминал Панчен-лама X, людей избивали до тех пор, пока кровь не начинала хлестать изо рта, ушей, носа, глаз. Многим ломали кости, многие теряли сознание, становились калеками или умирали. Кому повезло выжить и не стать инвалидом, рассказывал, что их ежемесячно в течение нескольких лет связывали и подвергали публичным избиениям, после которых тело покрывалось большими синяками, а на голове не хватало клоков волос.^{1226} В других случаях заковывали в кандалы, обжигали тело и голову огнем, заставляли есть экскременты людей и скота, продевали в рот лошадиную узду и т.д.^{1227}

«Борьбе» мог подвергнуться каждый. Но больше шансов было у духовенства и бывшей феодальной элиты. Панчен-лама X вспоминал, что тамцингу подверглись все члены его семьи.^{1228} Его самого «критиковали» еще до Культурной революции (см. главу 8). А в 1966 г. в Пекине, где он был изолирован, его схватили хунвэйбины, связали руки, привели в Институт национальностей и снова стали «критиковать» — бить и оскорблять, затем водили по улицам, оповещая по громкоговорителям, что это «крупнейший реакционный крепостник, самый большой паразит и кровопийца Тибета».^{1229}