Скрюченный домишко
Шрифт:
– Очень уж фантастическим должен быть в этом случае мотив.
– Мотивы бывают самыми фантастическими – или же до абсурда простыми. Какой же у него мог быть мотив?
– Он жестоко ревновал Роджера к отцу, ревновал всю жизнь. То, что отец отдавал предпочтение Роджеру, буквально сводило его с ума. Роджер был накануне краха, и об этом прослышал старик. Он пообещал снова поставить Роджера на ноги. Вполне возможно, что это стало известно Филипу. И если старик в тот вечер отдает концы, Роджер не получает
– Не скажи. Такое не очень часто, но случается. Дело житейское. Ну, а Магда?
– Она довольно инфантильна, у нее неадекватные реакции на окружающее. И я бы никогда не подумал о том, что она может быть причастна к чему бы то ни было, не будь этой неожиданной идеи отправить Жозефину в Швейцарию. Меня не покидает чувство, что Магда опасалась, что Жозефина что-то знает и может сболтнуть…
– И тут Жозефину кокнули по голове…
– Но не могла же это сделать ее мать!
– Почему нет?
– Папа, что ты говоришь? Не может мать…
– Ты меня удивляешь, Чарльз. Ты что, никогда не читал полицейских хроник? Там постоянно фигурируют матери, невзлюбившие кого-то из своих детей. Обычно только одного. И это не мешает ей быть привязанной к остальным детям. Нередко на это есть свои причины. И обычно кроются они в прошлом, но не всегда их легко установить. Но коли уж существует такая неприязнь, она необъяснима и, как правило, очень сильна.
– Она называла Жозефину найденышем, – сказал я, неохотно согласившись с ним.
– Это обижало девочку?
– Не уверен.
– Кто еще там остается? Роджер?
– Роджер не убивал отца. За это я ручаюсь.
– Исключим Роджера. Его жена… Как ее зовут? Клеменси?
– Да. Если она и убила старого Леонидиса, то тут причина весьма необычна.
Я рассказал о своем разговоре с Клеменси, о том, что ее страстное желание увезти Роджера подальше от Лондона могло, как мне кажется, заставить ее хладнокровно дать яд старику. Она уговорила Роджера уехать, ничего не сказав отцу. Но старик об этом узнал. Он намеревался оказать поддержку фирме ресторанных услуг. Все надежды и планы Клеменси рушились. Она до отчаяния любит Роджера – вот уж воистину, не сотвори себе кумира.
– Ты повторяешь то, что сказала Эдит де Хевиленд.
– Да. Сама Эдит де Хевиленд – еще один персонаж, который, по моему убеждению, мог это сделать. Но только не знаю для чего. Будь у нее причина, которую она сочла бы достаточно весомой, я верю, что она способна была бы расправиться без суда. Она такой человек.
– Она ведь тоже беспокоилась о том, чтобы у Бренды были компетентные адвокаты?
– Да. Я полагаю, это вопрос совести. Ни минуты не сомневаюсь, что, если бы она это сделала, она не стала бы перекладывать на них свою вину.
– Скорее всего, нет. Но могла ли она пришибить Жозефину?
– Нет, –
– Это не страшно, – утешил меня отец. – Постепенно вспомнится. Еще у тебя есть кто-нибудь на подозрении?
– Да. И даже очень. Что тебе известно о детском параличе? О его воздействии на характер, я хочу сказать.
– Ты имеешь в виду Юстаса?
– Да. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что Юстас самый подходящий претендент. Он не любил деда, был на него в обиде. Он мальчик странный и неуравновешенный. То есть явно не в норме. Он единственный в семье, кто мог бы, по моим представлениям, спокойно пристукнуть Жозефину, если она что-то про него знала – а похоже, что знала. Эта девочка знает все про всех. И все записывает себе в записную книжечку…
Меня вдруг осенило.
– Боже, какой я осел! – только и оставалось мне воскликнуть.
– Что случилось?
– Теперь я знаю, что было не так. Мы решили, Тавернер и я, что этот погром в комнате у Жозефины, эти сумасшедшие поиски были затеяны ради писем. Я думал, что она их заполучила и спрятала на чердаке. Но когда мы с ней разговаривали позавчера, она ясно сказала, что письма спрятал сам Лоуренс. Она видела, как он спустился с чердака, пошла по его следам и обнаружила письма. И конечно же, прочитала. В этом уж можно не сомневаться. А потом оставила там, где они лежали.
– Ну и что из этого?
– Разве ты не видишь? Очевидно, кто-то искал в ее комнате не письма, а нечто совсем другое.
– И это другое…
– Черная записная книжечка, где она записывает свои «разоблачения». Эту книжечку и искали. Еще мне кажется, что тот, кто искал ее, так ее и не нашел. Значит, книжечка и сейчас у Жозефины. Но если так…
Я даже привстал.
– Если это так, – сказал отец, – значит, ей все еще грозит опасность. Ты это хотел сказать?
– В безопасности она будет только тогда, когда уедет в Швейцарию. Ты ведь знаешь, что ее собираются туда послать?
– А сама она хочет ехать?
Я задумался:
– Не уверен.
– Тогда она, скорее всего, и не поедет, – заключил отец. – Насчет опасности ты прав. Поэтому поезжай в Суинли Дин как можно скорее.
Но все-таки кто же это мог быть? Юстас? Клеменси? Я был близок к отчаянию.
– Факты, по-моему, ясно указывают в одном направлении… – тихо сказал отец. – Меня удивляет, что ты сам этого не видишь.
Гловер открыл дверь:
– Прошу прощения, мистер Чарльз, вас к телефону. Мисс Леонидис звонит из Суинли Дин, говорит, что очень срочно.