Скучно не будет
Шрифт:
Но чудо!
С криком:
– А ну пошёл вон отсюда! – на летящую тень набросилась другая. Все, кто присутствовал при этом, описывают это так:
– За пасущимися голубями из дырки цоколя наблюдал серо-рыжий кот. Он выбрал себе одного голубя и в момент любви выпрыгнул из своего укрытия. Но на летящего в прыжке кота сверху спикировала говорящая ворона. И с криком: «Пошёл вон отсюда!» – так долбанула кота по черепушке, что второй прыжок, но уже к отступлению, у кота был гораздо длиннее, чем первый.
Эту
Катька стала главной звездой двора. Но она это и раньше знала.
А на её: «А ну-ка, дай прикурить!» – ей сразу предлагали пиво. Катька стала разборчивой, «Старый мельник» не пила.
Предпочитала «Балтику 7».
Жаль Катьку, ведь сопьётся, дурёха.
А на чердаке панельной пятиэтажки появилось новое гнездо с сидящей в нём голубкой. Хвост голубки украшают два белых пера. Из чердака, как песня, звучит Петькино курлыканье. Ведь счастье для всех одинаковое – и для почтовых, и для обычных сизарей.
Кота больше во дворе никто не видел. Говорят, в леса подался.
Когда и к-а-р, не кара
Метельно.
Уборочные машины вышли на борьбу с зимними узорами на дорогах.
Кому узоры, а кому-то – план по валу.
Крутятся щётки, тараном идёт техника, оставляя после себя белую крошку реагентов.
Такой подлости от коммунальных служб падающий снег не выдерживал и в глубокой скорби таял.
Под ногами хлюпала зимняя гать.
Городская сырость с недавних времён стала неизбежностью и проникала не только через ботинки, но и через носки. Проникала не только снизу, но и сбоку, сверху… За возможность не скользить ногам страдал весь организм.
О санках можно было только мечтать.
Город боролся с таким временем года, которое называлось – зима.
И зима, видимо, осознав, что ей не рады, платила тем же. Меняла снегопад на дождь. Морозы на оттепель и наоборот.
Васькин шёл вдоль зелёного сетчатого забора. На заборе сидела нахохлившаяся ворона.
Сравнявшись с птицей, Васькин остановился и вылил на неё всю накопившуюся тяжесть постоянного бытия.
Уставившись на не улетающую ворону, Васькин задал ей прямой вопрос:
– Чего сидишь, скукожилась? Видишь, как хреново кругом, а ты сидишь и не каркаешь!
И Васькин стал сам каркать на ворону:
– К-а-р, к-а-а-р… ка-а-ар… – Васькин увлёкся, и ему даже показалось, что у него это неплохо получается.
– Чего раскаркался, дурак старый?!
Васькин оглянулся по сторонам, ища грубияна. Но никого рядом не было.
– Всё, – про себя сказал Васькин, –
– Запутаешься узелки вязать.
Васькин сделал один оборот вокруг себя.
– Ну чего крути-с-ся!
Васькин уставился на ворону. Ворона смотрела на Васькина.
Васькин хотел что-то сказать, но ничего умного на ум не приходило.
И Васькин выдавил из себя:
– К-а-а-ар.
– Ну, ты пародист ещё тот. Чай не Галкин, чего каркаешь? И без тебя тошно.
– Ты чего, говорящая, – начал строить мысли в предложения Васькин.
– Да уж не как ты – каркающий.
Васькин выдержал длинную паузу, перепаузив великого Станиславского.
– А ты что, и мысли читаешь?!
– А ты бы, милок, свои мысли вслух не мыслил, я бы и не читала. Не те времена! Кругом уши и гады-дворники с реагентами. А если ты и про свои пин-коды будешь вслух думать, то считай, что сам себе накаркаешь дефолт. Нечем будет «бо-бо» в голове лечить.
– Слушай. Уж не Катька ли ты! Читал я про тебя что-то.
– Екатерина я.
– Васькин, – и Васькин по штабс-капитански, с достоинством козырнул головой.
– А не махнуть ли нам по баночке пивка за знакомство. Кать, как насчёт «Балтики-7»?
– Если будет по акции, не бери. Оно уже два срока в свой стаж записало.
– А что брать, Кать?
– Бери «Эффес», ему только четыре месяца. Вчера завезли.
Васькин принёс четыре банки пива. Три себе и одну Екатерине.
Согласно пропорции массы тела.
Через сорок минут парочка переместилась на скамейку у заснеженной клумбы.
Клумбу дворники реагентами не посыпали, и она выглядела, как белый искрящийся остров.
Здесь снег был не объектом борьбы, а украшением.
К уже выпитому прибавилось ещё столько же того же и одна чекушка другого.
Со стороны это общение смотрелось так: каркающему по-вороньи Васькину Катька отвечала на хорошем человеческом языке.
И было видно, что эти двое хорошо понимают друг друга.
Они успели обсудить личные проблемы, положение в стране и мире.
И приступили к главному – как дальше жить и что делать?
Васькин каркал без акцента, Катька сыпала метафорами, не путаясь в падежах и ударениях.
Эта встреча показала, что одиночество – это всего лишь самовнушение.
И если выйти за его границы, то всегда можно найти друга, который тебя поймёт и поддержит.
На предложение Катьки поразмяться Васькин ответил согласием.
Катька взлетела со скамейки. Вслед за ней без раздумий взлетел размахивающий руками Васькин.
С этого момента московское небо стало открытым не только для ворон, но и для Васькина.
Небо, где были белые-белые, чистые-чистые облака.
Где некого делить на тех, кто мусорит, и на тех, кто убирает.