Скуф. Маг на отдыхе 5
Шрифт:
Так вот. Чтобы не стеснять альтушек, мы с Кузьмичом и Лёхой тактично отвалились и переместились в гостиную.
Всё-таки девушки наверняка хотят посидеть своей компанией и поговорить о своём; и вполне возможно, что о чём-то таком, чего нам знать не следует.
И в то же самое время три благородных дона тоже хотят поговорить и тоже о своём, причём не стесняясь метафоричных образов и яркости оборотов. На языке, который для нежного девичьего уха покажется грубоват.
Не…
Не то, чтобы мы с Зеехофером и Михеевым уединились, чтобы материться
Да и вообще!
Слишком сокращать дистанцию с подчинёнными — тоже плохо.
— … вот смотри, Кузьмич, — втирал Лёха. — Как только что-то становится мегапопулярным, оно автоматически становится «уже-не-тем».
— Угу, — хлопал глазами захмелевший австрияка.
— А знаешь почему?
— Почему?
— А я тебе объясню. На примере музыки, например. Просто есть категория людей, которые ненавидят ширпотреб, понимаешь? Вот слушают они какую-нибудь андерграундную группу, слушают. И тут вдруг: херак!
— Херак, — кивнул Кузьмич.
— Группа становится популярной и звучит из каждого утюга. И вот ты едешь куда-нибудь на автобусе, например, а водила слушает твою группу. И ты думаешь: ё-ё-ё-ё-ё, это ж я слушаю то же самое, что и водила автобуса! Позор-то, мол, какой. Не круто, мол. Значит, надо слушать что-то другое, потому что «это» стало «уже-не-тем».
— Ну и что? По факту ведь ничего не поменялось.
— Во-о-о-от! Поэтому я тебе русским языком и объясняю, что…
На самом деле, я этот Лёхин спич слышал уже несколько раз, и мне было откровенно неинтересно. А потому я попытался занять себя мыслями о делах насущных. Почему-то из головы никак не шла Рита Смертина.
Мельком взглянув на часы, я решил, что Державин вряд ли спит и к чему откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
— Алло, Стёп, здарова…
— Что случилось? — вместо «здрасьте» сказал ректор и явно что напрягся.
— Да ничего особенного, — ответил я. — Слушай, я на самом деле по поводу Смертиной звоню и…
— Что?! — а вот тут уже не напрягся; тут уже откровенно испугался. — Скуф, что у вас там случилось?!
— Да ничего не случилось, дурья твоя башка, не ори и дай договорить. Короче… хочу её потренировать по профилю, а как не знаю. У вас что за планы вообще на неё?
— М-м-м, — замялся Стёпка.
— Ой! Давай без вот-этого-вот, ладно? Уже проходили, да притом не раз. Выкладывай сразу всё как есть. Вы же неспроста мне некромантку подсунули, верно?
— Верно, — вроде как нехотя согласился Державин, повздыхал чутка, но потом сразу же сдался и начал рассказывать: — На самом деле воспитание Смертиной — это первый шаг в программе Его Величества по реабилитации некромантов в глазах мировой общественности. Дар и без того редкий, так после недавней войны он словно чёрная метка. А ведь дело не в даре, а…
— А в том, кто им обладает, помню-помню, — продолжил я. — Так что с материалами? В чём подвох?
Ах, как же проницателен Василий Иванович! Проницателен, мудр и чертовски хорош
— Продолжай, — попросил я Державина. — Чувствую подвох.
— Подвох действительно е-е-е-есть, — протянул Стёпка. — Дело в том, что у этой программы есть ещё одна заинтересованная сторона.
— Гринёв?
— Нет.
— Молчанов, что ли?
— Тоже мимо.
Так… что-то я уже закончил перечислять своих министров, а всё никак правильный ответ не угадал. Не к добру оно, ой не к добру.
— Не томи, Державин!
— Помнишь ГНК? — спросил Стёпка, и у меня тут же аж холодок по спине пробежал.
Государственный Некро-Контроль. Та ещё контора. Репрессивный орган, созданный во время войны, чтобы экстренно взять под контроль всех оставшихся некромантов. Пытки, дознания, поиск связей с Личом — всё это ГНК.
Собрали озлобленных отморозков и дали им полную власть. Ну… время было такое. Раны свежие, и срочно нужно найти виновного. Найти, а потом ещё и покарать прилюдно. Я-то всегда топил за ту мысль, что Лич какое-то ментальное воздействие на некромантов оказывал и что ну не могут быть они все как один быть злодеями, но…
Повторюсь: время было такое.
Вот только, если честно, я думал, что ГНК уже давно распустили.
— Так вот все материалы по некромантии до сих пор у них в архиве, — закончил Державин. — Трактаты, учебники и всё такое прочее. Пытаемся добыть их, но сам понимаешь…
— Вот ещё разок попытайтесь, — ответил я ему. — Сам знаешь, дар сложный. В слепую не разберёшься.
— Попытаюсь, — буркнул Державин.
На том мы с ним и распрощались.
Глава 8
— А где мой Петруччо?! — кричал режиссёр-постановщик.
Режиссёр-постановщик, он же трудовик, он же завхоз, он же неумело конспирирующийся любовник директрисы, чьи дети не только внешне были похожи на него, но и с младых лет питали нездоровую страсть к выпиливанию по дереву — все эти бесполезные знания Рита Смертина зачем-то переняла от Карины.
— Где моя Катарина?! Где моя Бьянка?! Где, в конце концов, Транио?! Вы что, совсем тут все охренели?!
Остальная часть труппы неловко мялась на сцене и пережидала, пока трудовик перестанет бушевать. Обычно, когда он распалялся по «синей лавочке», это было весьма потешно. Но вот сейчас, в трезвом гневе, ребята не на шутку его испугались.
И очень зря, потому как бояться им следовало совершенно другого.
— Мы здесь! — кричала Карина и выходила на сцену вместе с троицей актёров, которые совсем недавно советовали ей идти на кладбище и целоваться с мертвяками.
— Почему опаздываете?!
— Прошу нас извинить, — отвечала Карина. — Ребятам что-то нездоровится.
— Э-э-э-э, — вслед за этим тут же мычал Петруччо.
Голова у него при этом почему-то лежала на плече. Транио тоже выглядел неважно: одна нога парня была вывернута наизнанку, как у кузнечика, и ему приходилось волочить её за собой. А у Бьянки вообще глаз выпал.