Скуф. Маг на отдыхе
Шрифт:
— Не дам, — отрезала Ромашка. — Это моя личная переписка.
— А с кем? А? Скажешь с кем? У тебя вид такой, как будто… О-о-о-о! — тут глаза Дольче распахнулись как у Лёхиной сипухи. — О-о-о-о, я поняла! Это он тебе пишет, да?! Он?!
— Кто «он»?
— Ах ты сучка! — улыбнулась Чертанова и снова полезла в атаку. — Это точно он! И не делай вид, что не понимаешь!
— Кадет Чертанова! — вдруг прогремел голос Скуфа за спиной.
— Э-э-э… да, Василий Иванович?
Командир отряда хмуро нависал над девушкой. В каждой
— Твоя очередь, кадет Чертанова! — скомандовал Скуф.
— Спасибо за предложение, Василий Иванович, но я откажусь. Не люблю, да и не умею особо, так что…
— Дольче! — опять тот же повелительный тон. — Совместные песнопения есть мероприятие для поднятия боевого духа и укрепления связей внутри группы. Так что будь добра.
— Василий Иванович, мне очень лестно, но…
— Ещё раз скажешь: «Василий Иванович», и я сам тебе песню выберу.
— Василий Ива…
— А я ведь предупреждал, — вздохнул Скуф, а затем обернулся в сторону диджея и кивнул. — Всё теперь. Доигралась.
Вступили клавишные. Грустные такие, неторопливые, все из себя в миноре. И… чёрт! Катю Чертанову аж передёрнуло; уж настолько композиция оказалась в тему.
— Давай-давай, — Василий Иванович бросил микрофон на колени Дольче. — Начинай.
— Я так привыкла жить одним тобой, — на удивление мелодично пропела кадет Чертанова, встала и потопала в сторону небольшой сцены. — Одним тобой…
Вслед ей раздались аплодисменты, а Скуф, так тот вообще через пальцы свистнул. А ещё её командир почему-то не спешил садиться обратно на диван.
— … встречать рассвет и слышать, как проснёшься не со мно-о-ой…
Катя, наконец, вышла на сцену и обернулась к зрителю.
— … мне стало так легко дышать в откры-ы-ытое окно-о-о-о. И повторять…
Все взгляды были устремлены на неё. Все восхищённо уставились на Дольче. Все, кроме той, кому эта песня могла бы быть предназначена. Ромашка, дрянь такая, всё также продолжала лыбиться в телефон.
— … ей лишь одной, — грустно пропела Чертанова, глядя на оборотнессу.
Ну как же так?! Как так получается, что всю дорогу Чертановой в жизни попадались сплошь одни говнюки?! Либо бабники, либо инфантилы, либо мамкины сынки-корзинки, либо просто моральные уроды?! И всё это при том, что она так отчаянно искала большую и чистую?!
А Ромашка, бац, и с первого же раза эту самую большую и чистую поймала за хвост!
И как же, мать его так, жалко себя! А, с другой стороны, как же радостно за подругу! И как же все эти хитросплетения завариваются и щемят сердце!
Даже Василий Иванович заслушался. Вон как сидит, головой в такт кивает. Значит, и в его душе есть место романтике, а не только дурацкому металявому грохоту.
Однако:
— Знаешь ли ты-ы-ы-ы?! — мимо микрофона заорал Василий Иванович так, что у него аж вены на шее вздулись. Плюс ко всему резко раскинул руки
«Так что нет, — поняла Дольче. — Нихрена подобного. Мужчина, как он есть. Песня нацелена на то, чтобы душу рвать, а он вовсю веселится».
— … вдоль ночных дорог!..
А тем временем Ромашка, которая от своей тайной и вроде как любовной переписки и без того была эмоционально нестабильна, растрогалась окончательно.
«Хочу к тебе», — отправила она сообщение. И не прошло секунды, как две синие галочки под ним символизировали о том, что оно прочитано.
«Можно устроить», — ответил Ваня. Ответил и продолжил печатать.
«Но лучше я к тебе», — прилетело второе сообщение. А следом и третье:
«Так где ты сейчас? Так и не ответила», — и грустный смайл.
Как ни старалась, Ромашка не смогла удержать ту глупую улыбку, которая появляется на устах свеже-влюблённых людей. Забравшись на диван с ногами, девушка начала на скорость писать адрес караоке-клуба.
— … не жалея ног! — скандировал Скуф.
«Кажется, с этим должна быть связана какая-то интересная история», — подумала про себя Чертанова и продолжила петь. А краем глаза наблюдала за тем, как Ромашкина продолжает светиться на манер медного самовара и на скорость с кем-то переписываться.
Хотя… ну как «с кем-то»?
Насчёт того, что по ту сторону чатика находится певец-сантехник Иван Хельсин, у Дольче не было никаких сомнений.
— Чертанова, не отвлекайся!
Но вот Ромашка вдруг выключила телефон, очень посерьёзнела и начала оглядываться по сторонам. Затем встала, потянулась в псевдозевоте и что-то крикнула остальным девкам, что именно Дольче не могла разобрать из-за собственного же пения.
Девки что-то ей ответили, и вот Юля Ромашкина двинулась на выход.
— Василий Иванович, — прикрыв ладошкой микрофон, Дольче попыталась упросить Скуфа прекратить номер. — Можно я всё?
— Не можно, кадет Дольче!
— Но, Василий Иванович?!
— Допевай! — поднажал Скуф и окинул взглядом пустой зал. — Смотри, как всем нравится!
— Хорошо, Василий Иванович, — смирилась девушка.
Ещё несколько минут славы, и вот Катя Чертанова на каблуках поцокола на улицу, вслед за подругой.
— Юль?! — выбежав на парковку, крикнула Дольче и тут же поёжилась.
Пускай формально на дворе пока ещё стояло лето, но в два часа ночи на улице уже становилось прохладно. Настолько, что изо рта девушки вырвалось облачко пара.
— Юля?!
А в ответ тишина.
Пустая парковка, звёзды над головой и шум несущихся по трассе большегрузов.
— Юль?!
Дольче сделала несколько шагов вперёд и тут вдруг увидела, что там, впереди, на асфальте что-то поблёскивает. Кажется, это… телефон?
— Твою-то мать, — выдохнула Чертанова, подняв с асфальта чёрный прямоугольник с разбитым вдребезги экраном.