Скуки не было. Вторая книга воспоминаний
Шрифт:
Борис Биргер. Рисунок В. Войновича.
Олег Чухонцев. Рисунок
К Олегу Борис питал особую слабость — и не только человеческую: это была его любимая модель.
А в Игоря Квашу Борис был просто влюблен.
Рядом со мной — Миша Левин, ученый-физик, сочинивший блестящую эпиграмму на Сельвинского и не менее блестящий стихотворный ответ на стихи Николая Асеева. (Оба эти текста я привожу в книге.)
Миша был самым давним и самым близким другом Бориса Биргера.
Боря Балтер.
Стасик Рассадин. Рисунок Б. Биргера.
«Отдай крестьянам землю, Дворец верни царю…»
Эма Мандель (Н. Коржавин).
Внешний облик поэта схвачен на этом рисунке Бориса Биргера удивительно верно. Именно так он выглядел и до ареста, и после возвращения из ссылки, и в более поздние, сравнительно благополучные времена, уже став членом Союза писателей.
Не изменил он этим своим вкусам и привычкам и в Америке, куда отбыл — не совсем по собственной воле — в 1973 году.
После
Как быстро летит время! Давно ли я был ошарашен тем, что мой сын купил и напялил на себя этот клоунский парик, чтобы перехитрить учителей, запрещавших школьникам носить длинные волосы…
И вот он уже сам — отец.
Первая встреча вернувшегося из Америки Коржавина с москвичами.
С группой наших поэтов и критиков на официальной встрече с администрацией города Гренобля, Франция.
В Гренобле я познакомился с Ефимом Эткиндом. Через неделю мы уже были на «ты».
< image l:href="#"/>С Владимиром Войновичем в Мюнхене.
Первая наша встреча после его насильственного отъезда в эмиграцию.
Там же, в Мюнхене, с Ирой Войнович. Дорвался до заграничной еды.
Почти всю свою жизнь я был, как это у нас называлось, невыездной. И был уверен, что так никогда и не пересеку границу «большой зоны». Но за последние годы где я только ни побывал! Даже в Америку два раза съездил. Прав был Корней Иванович Чуковский, говоривший, что в России надо жить долго.