Скульптор
Шрифт:
***
— Интересно, как там у Кристы дела? — Роланд, с лица которого блаженная улыбка не сходила уже седьмой день, именно столько времени космонавты летели над исполинскими заводами и фабриками, передал управление Сергею, а сам вытянулся на откидной койке. — Если бы не проблема с едой, я с удовольствием провёл бы здесь всю жизнь!
Сергей беззвучно усмехнулся, уверенный в том, что уже через несколько месяцев Роланд мечтал бы попасть домой, на Землю, но вслух сказал совершенно иное.
— Думаю, если Кристина сможет разобраться с языком, и инопланетяне окажутся дружелюбны, здесь обязательно будет что-то вроде
***
На двенадцатый день исследований Сергей и Роланд закончили с высокими и средними широтами Стройки и опустились к экватору, в зону алмазов. Километры поверхности, нестерпимо сияющей в солнечных лучах, изрядно затрудняли и полёт и навигацию. Но и упрощали картографирование — поначалу здесь не попадалось ни зданий, ни роботов. Целых два дня путешествуя над абсолютно пустыми алмазными полями, земляне уже решили, что хозяева Стройки почему-то совершенно не заинтересованы в добыче алмазов. И расслабились.
И какого же было их удивление, когда в середине пятнадцатого дня прямо над дроном зависли три тороида — таких же, какие люди уже видели в небесах Стройки. Зависли, и принялись по чуть-чуть опускаться, заставляя и дрон идти на снижение.
— Долетались. Что делать будем? — Роланд решил не проверять, как тороиды отреагируют на неподчинение, и направил дрона вниз, к гладкой блестящей поверхности.
— Сядем. Посмотрим, что они от нас хотят. Думаю, что нас просто сочли за один из местных кораблей, потерявший управление или сломавшийся. Лишь бы у них не было традиции уничтожать сломанную технику. — Сергей преувеличенно широко улыбнулся, и вновь приник к иллюминатору, рассматривая блестящие серые бублики, парящие над дроном.
— Может быть, это и есть местные жители? — Роланд мягко посадил дрона и занёс руку над элементом управления люком, готовясь открыть дверь хозяевам планеты.
Но ничего не произошло. Убедившись, что дрон не пытается взлететь, тороиды бесшумно взмыли вверх и сразу же разлетелись, снова оставив землян наедине со Стройкой. Через несколько минут после их исчезновения аппаратура дрона зафиксировала неизвестные сигналы, направленные в их сторону, но ни расшифровать, ни определить их назначение не смогла. Единственной полезной информацией о сигналах, которую смогли получить земляне, был их предполагаемый источник — хорошо видима и стоящая сейчас в зените раскалённая соседка Стройки.
На всякий случай Сергей и Роланд оставались на месте ещё несколько часов, но ни сигналов, ни тороидов больше не было. И дрон снова поднялся в небо, продолжая планомерный облёт планеты.
Землянам оставалось лишь надеяться, что неизвестный источник сигнала не заинтересуется ими снова до того, как Кристина разгадает его систему общения.
***
Первым делом удалось вычленить участки, отвечающие за требование подойти к объекту, передающему этот сигнал. Кристина не называла семантические единицы речи «инопланетян» словами, потому что лично ей они больше напоминали конкретные смысловые фрагменты. При наличии определённого воображения в них можно было увидеть что-то отдалённо — очень отдалённо! — напоминающее иероглифы.
Следом, отразив рисунок первого сигнала, Кристина получила команду «отойди
Вычленив сходные участки в двух командах — рисунок, примерно обозначающий «я», «меня».
Понятно, что построенные таким образом фразы могли бы читаться примерно как «меня ходить магазин за есть», но ими в принципе можно было бы объясниться.
Дни сменялись днями. Кристина так устала от постоянного анализа конструкций и проверки их на скафандрах и изредка появляющихся змеях, что, когда роботы начали выполнять не только краткие распоряжения из одной семантической единицы, но и длинные сложные команды, даже не стала исполнять победный танец. Просто отправила всем заинтересованным лицам сообщение: «Словарь готов. Стихи не напишем, но поговорить сумеем».
В тот же день батискаф вернулся к «Дружбе». Финальная и самая ответственная часть миссии начиналась.
Перед отправлением к «горячему Юпитеру» Сергей на всякий случай отправил «Вестнику». сообщение с кратким пересказом случившегося.
Дружба/Вестник
Лететь к планете, отстоящей от своей звезды на расстояние, практически в шесть раз меньшее, чем Меркурий от Солнца, было страшно. Конечно, земные конструкторы тестировали составляющие корабля в самых разных условиях, предполагая, что космонавты могут оказаться в сколь угодно далёких и неизведанных уголках космоса. Но знать, что обшивка теоретически выдерживает триста тысяч градусов по Цельсию, и осознанно приближаться практически к солнечной короне, это принципиально разные ощущения.
Судя по подсчётам бортовой автоматики, температура на поверхности планеты должна была приближаться к семистам градусам по Цельсию — несравнимо, конечно, с температурой звезды, но для существ, всю жизнь проживших при температурах, меньших на порядок, и того достаточно.
— Где будем садиться? — Кристина, отложившая лист с чем-то, озаглавленным «гимн Солнцу», перегнулась через плечо Сергея, сосредоточено следящего за курсом «Дружбы». Заговаривать с Рыцарем она не решилась — пылающая во всех иллюминаторах корона недвусмысленно подсказывала, что отвлекать пилота всё-таки не стоит.
— Сделаем пару витков, попробуем поймать какую-нибудь передачу. Если не выйдет, то выберем точку произвольно. У тебя есть какие-то иные предложения?
— Нет.
— Через пять минут входим в атмосферу. Может вырубиться внутренняя гравитация — я перекину мощности наружу, на стабилизацию орбиты — то, что тут летает вокруг ядра, у меня просто язык не поворачивается назвать ветром.
К счастью, скафандры уже были на всякий случай надеты, и космонавты остались на своих местах, восторженно наблюдая за тем, как «Дружба» плавно погружается в золотисто-оранжевое марево.
Ветра «Ослепительной», как вновь открытую планету назвали космонавты, действительно оказались… невероятными. Не включая двигатели, лишь изредка корректируя курс, Рыцарь с лёгкостью заставил челнок совершить несколько витков вокруг планеты, внимательно «слушая» окружающее пространство.
— Надо опускаться ниже. Я не уверен, что, находясь здесь, мы поймаем какой-то сигнал с поверхности планеты.
— Опускайся.
Это уже было сложнее. Ветер не хотел отпускать отвесно падающую «Дружбу», всё норовил снова утащить её в верхние — самые бешеные — слои атмосферы.