Скверна
Шрифт:
Кама поднялась, подошла к намалеванным на стенах линиям, прищурилась. Плесени здесь было уже мало, и разобрать что-то оказалось сложно. Пришлось щелкнуть пальцами и пробормотать заклинание. Под ногами что-то блеснуло. Кама наклонилась, наполнила горсть камешками.
– Кажется, у них тут алтарь, – обернулась она к Эсоксе. – Знаешь, мы еще не вышли наружу, а уже разбогатели. К тем смарагдусам, которые мы взяли в самой первой пещере, можно добавить рубины, сапфиры и даже алмазы. Надеюсь, нас никто не обвинит в воровстве?
Эсокса ничего не ответила. Кама бросилась к ней, но она лишь стучала
– Даже если все озеро Аабба уйдет под землю, оно не наполнит эту пропасть и на десятую часть, – раздавался шепот. – Даже если все озеро…
Эсокса пришла в себя к концу осени. Несколько дней Кама несла ее на руках по гранитному желобу. Когда силы иссякали, сидела рядом. К счастью, в воде иногда мелькала слепая рыба. Конечно, грызть ее, подобно гаху, Кама не могла, но она распластывала ее ножом и ела сырой сама и, порубив в кашицу, вкладывала в рот Эсоксе. Когда та, наконец, открыла глаза и обнаружила не мутный, а бесконечно усталый взгляд, Кама и сама едва сдерживалась, чтобы не упасть и не закрыть глаза навсегда.
– Сколько мы прошли? – прохрипела Эсокса.
– Много, – ответила Кама. – Я, конечно, не могу сказать точно, но, кажется, осень подходит к концу и мы дошли до нужного нам места почти два раза. Во всяком случае, по расстоянию выходит именно так.
– А где мы теперь? – спросила Эсокса.
Кама наложила на нее заклинание и протянула руку перед собой:
– Смотри! Я как раз надеялась, что ты очнешься. Дальше мне тебя не унести.
Эсокса медленно встала. Гранитный тоннель, который длился не менее полусотни лиг, закончился в высоком зале. Но не закончился водяной поток. Теперь он падал из желоба, выходящего из стены, что перегораживала зал почти под самый потолок. Оттуда пробивался странный свет. Не свет от слизи, но и как будто не дневной. Впрочем, какой он, дневной свет? Там, где рукотворная стена касалась стены пещеры, в нее были забиты бронзовые скобы.
– Там магия, – прошептала Эсокса, покачиваясь. – Я не слишком сведуща в ней, но чувствую. Смотри, мурашки бегут по телу.
Рука Эсоксы была тонкой, мурашек Кама на ней не разглядела, но кивнула. Ей и самой казалось, что ее засунули внутрь амулета, накачанного под завязку мумом.
– Сквозняк оттуда, поэтому нам больше некуда идти, – сказала она.
Они забирались наверх с час. Эсокса часто останавливалась, повисала на скобах и как будто засыпала. Кама поднималась снизу и всякий раз боялась, что дакитка упадет, поддерживала ее, рассматривала покрытую пеплом времени кладку, падающий вниз поток воды, каменный желоб, в котором вплоть до самого отверстия в стене, из которого он торчал, были установлены вращающиеся колеса.
«Мельница, – подумала она. – Зачем здесь мельница? Что она мелет? И что же за мастер придумал такую машину, что она работает уже тысячу лет, как его нет на этой земле? Даже полторы тысячи лет!
По самому верху стена была огорожена стальными поручнями. Эсокса тяжело перевалилась через край, Кама поднялась за ней и замерла. Ширина стены была с десяток локтей. Очерченная стальными поручнями с двух сторон, она перегораживала пещеру, из которой
Громадный зал или грот уходил в правую сторону от подземных путешественниц и терялся вдали. Ширина его была не менее двухсот локтей, а длину определить было невозможно. На рукотворных, тщательно скругленных и как будто усиленных странными, с металлическим блеском балками сводах сияли мертвенным, странным светом стеклянные или магические ящики с закругленными углами. И они тоже вместе с гротом или залом уходили вдаль. Желоб, выходящий из стены, продолжался и внутри нее, пересекал все двести локтей пространства и уходил в противоположную стену. Внутри желоба на всей его длине медленно вращались колеса. Внутри грота или зала была пустота.
– Что это? – спросила Кама.
– Донасдогама, – прошептала Эсокса. – Мастерская Лучезарного. Смотри на стены! На стены смотри!
Кама пригляделась. Противоположная стена была покрыта резьбой по камню. Прямые и горизонтальные линии делили стену на прямоугольники, и на каждом было тщательно вырезано какое-то изображение и высечены руны.
– Это очень древнее письмо, я не могу его читать, – с досадой произнесла Кама. – К тому же руны мелкие и далеко.
– Не нужно читать, – прошептала Эсокса. – Смотри на изображения. Видишь? Это гахи. Почти одни гахи. С оружием и в доспехах.
Кама замерла. На камне и в самом деле были вырезаны гахи. Не только, иногда глаз выхватывал каких-то чудовищ, некоторые плиты были отшлифованы до черного блеска, некоторые словно выполнены из стекла, но большая часть резьбы изображала гахов. Правда, они отличались от тех, которых Кама и Эсокса встречали в подземельях – скорее напоминали даку, уж во всяком случае выглядели более зловеще, чем дикари у подземного озера.
– Это соты, – прошептала Кама. – Я не знаю, что в каждой из них, но их пятнадцать рядов в высоту, а конца им я не вижу. И, кажется, правее они устроены в обеих стенах. Но откуда тогда взялись гахи в подземелье и нечисть в Сухоте?
– Вон, – протянула руку Эсокса. – Видишь трещины в стене? Беда у Змеиной башни не миновала этих хранилищ. Некоторые соты разрушены.
– Но как же они выбрались оттуда? – не поняла Кама.
– Как-нибудь, – стиснула зубы Эсокса. – Мне нехорошо здесь. Как-нибудь. А гахи могли выбраться. Посмотри, вниз уходят такие же скобы.
Кама шагнула к краю стены, наклонилась, увидела скобы, торчащие из нее, протянула руку, чтобы коснуться верхней, и почувствовала удар, после которого все провалилось в темноту.
Когда она пришла в себя, Эсокса сидела напротив. Лицо и руку саднило. Кама взглянула на кисть, она вздулась от ожога, но блестела от мази.
– Не бойся, – скривилась в мучительной улыбке Эсокса. – Лицо не так сильно. Это магия, девочка. Туда так просто не проникнешь. Оттуда, наверное, можно. А туда нет. Ты лежала без чувств часа два. Меня тошнит, но живот пуст, так что я уже посматривала, не отгрызть ли твою руку? Сыровата, но все ж какая-то еда.
Кама тяжело села.