Скверная жизнь дракона. Книга пятая
Шрифт:
— Непривычно с ним.
— Носи и привыкай, — Шлас закинул в телегу свою сумку и потрогал на поясе замотанную в несколько слоёв ткани флагу, наполненную горячим отваром из трав. — Тут, в Настрайске, может и правильно, что не носишь. Но там, у себя, в академии… Вы же, маги, эти…
— Выпендрёжники, — вставил Фралий.
— Во. Каждый из вас готов обвешаться украшениями как лавка ювелира.
— Помнишь того мага, два года назад? — щитовик посмотрел на покрытого шрамами нутона. Шлас хмыкнул, и рассказал о маге, с которым им двоим довелось пересечься в одном караване. Этот остроухий мало того что был при посохе с гримуаром и жезлом, так на каждом его пальце сверкало по кольцу, на каждом запястье по браслету, цепочка
— Это не маг, а какой-то чудик, — я осуждающе покачал головой, представив эту ходячую мечту ломбарда.
— Чудик не чудик, но ты первый из магов, кто отказывается магические вещи цеплять.
— Так взяли бы себе, я бы и слова не сказал, — я кивнул в сторону, намекая на события у логова гоблинов.
— У меня «Чувство магии» низкое. Ну, разумение, которое после свершений… — Фралий вдруг вспомнил, что у нутонов и ксатов разные боги, и восприятие системы тоже разное. — Неважно, с магическими вещами я плохо обращаюсь. Только и могу, что свитки покупать да использоваться.
— А у меня его вообще нет, — Шлас легонько хлопнул ладонью об борт телеги. — Поехали. Ксат устроится спать, а мы меняться будем. Надо же господину ученику-магессору отплатить за десятую часть добычи.
Оба авантюриста нашли последнюю фразу остроумной и, занимая места впереди телеги, негромко засмеялись. Я же, кутаясь в широкое полотно тента, мысленно поблагодарил присущую всем разумным жадность.
Правда, за всю дорогу я поспать толком не смог: то тряска, то промозглый ветер, то лошадь заржёт, то авантюристы заржут в разы громче лошади. Зато, каждый раз просыпаясь, я наблюдал за едва заметными изменениями в фаланге пальца. Она отрастала, миллиметр за миллиметром, подбираясь к началу ногтя. А когда телега въехала в город, то о неприятном происшествии в темнице уже ничего не напоминало.
В ожидании Шласа, пошедшего возвращать лошадь с повозкой, я стоял у входа в гильдию авантюристов и успел несколько раз пожалеть, что согласился сдавать задание как все. Сновавшие туда-сюда авантюристы и горожане бросали недвусмысленные взгляды на псехвотрубки в наших руках. Особенно на трёхметровую. А когда Шлас вернулся и мы все втроём зашли в здание — то внутри все разумные притихли, с интересом наблюдая за нами.
Сначала работник гильдии, как и все остальные, облачённый в жёлтые одежды, принял у меня заказанную Клаусом псехвотрубку с человеческий рост. Как и в Магнаре, мне предложили выкупить её за шестьдесят золотых монет — но я настоял на закрытии задания, тем самым подтвердив свой уровень в гильдии авантюристов Магнара. В Настрайске использовали десятиуровневую систему репутации, где новички ходят с десятым уровнем. Мне выдали восьмой уровень: скидок в нём не предоставляют, но можно воспользоваться услугами гильдейского оценщика, и рассчитывать на повышенную цену при продаже заллай.
Метровая псехвотрубка оценивалась в тридцать золотых плюс пол золотого от уровня репутации, а за трёхметровую уже предлагали все восемьдесят золотых и два сверху. Общая сумма хоть и меньше награды за ядра, но всё равно приятно согревала душу. Ибо чем больше у меня будет золота, тем больше у меня будет золота.
Но больше меня ошеломила цена не трубок, а орехов: гильдия оценивала их в четверть тысячи золотом. Я уже был готов взвизгнуть от радости, приготовившись летом отдаться добыче порождений и не лететь на материк скверны — вот только велики шансы помереть раньше срока, если у всех на виду усиленно продавать заллаи. Слишком высокий риск получить кинжалом в печень, если ошиваться на одном месте. А если путешествовать и понемногу добывать дорогие заллаи в разных местах — то рано или поздно слухи всё равно поползут, вот только времени на оплату обучения мне может не хватить.
Скорлупу
Мне пришлось извернуться сказав, что о применении заллай в алхимии я наслышан, но это не мой профиль исследований. Работник понял, что нагрубил представителю академии и извинился. Вряд ли бы он поступил так, не будь на моих плечах паранаи.
Скорлупы у меня и на полкило не наберётся, так что с её продажей лучше повременить. За задание от Клауса и продажу заллай полагалось сто девяносто три золотых, двадцать три из которых я сразу отдал Шласу с Фралием. К оставшимся ста семидесяти я добавил тридцать монет и попросил выдать мне расписку на две сотни, если так можно сделать. Работник гильдии не только заверил, что так можно сделать, но ещё и поблагодарил за отказ от монет в пользу бумаги: в последние недели гильдию отягощают проблемы с наличностью.
Шлас и Фралий с довольными лицами приняли монеты и зачем-то сообщили всем наблюдавшим за нами авантюристам, что стоящий у стойки ксат — свой, в логово к гоблинам не побоялся залезть, и слово держит. Мне в этот момент захотелось развернуться и пробить им головы посохом. Но это желание сошло на нет, когда мы вышли из гильдии и они пояснили, что так вчера попросил сделать глава. Чтобы в будущем у меня было как можно меньше проблем во время продажи заллай. И, тем более, после их продажи.
Приглашение на встречу с главой я дожидался на соседней улице в кабаке, потягивая из кружки разбавленный вишнёвый сидр в компании собственных мыслей. Один раз мне пришлось отвлечься и стукнуть острым основанием посоха по наглой ноге наглого ратона в заплатанных одеждах, решившего, что я совсем забыл о своей сумке, и нагло тянувшего к ней руки. Осн пробил насквозь обувь и больно кольнул ратона в ногу, отчего он взвизгнул, подпрыгнул и попятился назад, что-то выкрикивая в мой адрес — пока не налетел спиной на столик, перевернув его вместе с тарелками и кружками. Сидевшим за столом нутонам с красными повязками на плечах подобный расклад событий не понравился, и своё негодование они собрались изложить ратону с помощью кулаков в форме вполне доступной и понятной каждому разумному.
За ратона вступились другие остроухие, к нутонам тоже подоспели помощники и вот уже в кабаке по воздуху полетели не сонные зимние мухи, а кружки, тарелки и стулья. Попытка приданию предметам мебели воздухоплавательных свойств и проверка их на аэродинамичность меня несколько удручала, так что я аккуратно побрёл к выходу, прижимаясь к стене и стараясь лишний раз не приближаться к разъярённым разумным. Один раз на меня всё же напал ратон. Откинутый из общей толпы, он кубарем покатился к стене, встал и увидел перед собой ксата. Морщин на моём лице хватило, чтобы остроухий впал в ярость, но спустя одну подсечку посохом он оказался на полу и задумался над своим поведением.
Выйдя из кабака, вдохнув морозного воздуха и любуясь медленным падением снежинок — я с удивлением обнаружил, что ретировался вполне вовремя. Я практически стукнулся лбом с принимавшим псехвотрубки работником гильдии. Он пригласил пройти к чёрному входу. Не успели мы отойти от кабака на десяток шагов — на улице показалась городская стража, приближавшаяся к питейной. На их озлобленных лицах отражалось желание всенепременнейше самым доступным способом объяснить дебоширам, что дебоширить — плохо. Звенящие кольчужные варежки подсказывали окружающим, что объяснение будет коротким, но крайне информативным.