Скверные девчонки. Книга 2

Томас Рози

Мэтти издала легкий стон.

— Мне наплевать и на дома, и на автомобили. Мне все равно, даже если бы ты пошел к торговцу в розницу предметами мужского туалета и взял напрокат костюм, этот неброский галстук и чистую белую рубашку. Мне было бы наплевать, даже если бы твои очки принадлежали театральному реквизиту. По крайней мере, пока за ними находишься ты. Ведь ты настоящий Митч, не правда ли? Ты не испаришься, как дымок от сигареты?

Он уже не смеялся. Притянул ее к себе, почти грубо, и скомандовал:

— Пойдем в постель.

После этого Мэтти уже не видела ни отделанных панелями стен, ни укоряющих лиц на портретах. Они, спеша

и спотыкаясь, поднялись по лестнице в сумрак комнаты, где стояла кровать с четырьмя колонками, завешенная темно-красным пологом. Митч раздел ее, а затем сбросил свою одежду. Он ничуть не стеснялся, был нежен, пытлив и не делал торопливых движений. Когда он прижал ее к себе, она почувствовала, что его солидность создавалась не за счет полноты, а за счет тугих мускулов. Она провела руками по его плечам и бедрам и прижалась губами к жестким вьющимся седым волосам, покрывавшим грудь. Естественность Митча вызывала в ней ответную естественность. С ним не было никакой необходимости изнемогать от страсти, он не торопился овладеть ею, пока она не была к этому готова. И Мэтти не надо было сожалеть о том, что она не слишком стройна или что у нее незагорелое тело, или пытаться втянуть свой округлившийся живот. Митч наклонился и поцеловал его, а затем мягко развел руками ее бедра. Казалось, он ожидал, что и она будет вести себя подобным образом. Но Мэтти никогда не делала этого, с того самого времени, с Тедом Бэннером, когда она замкнулась в себе и даже забыла, что можно испытывать удовольствие и смотреть с восторгом на человека, который возбуждает ее.

Даже с Александром она закрывала глаза или отворачивалась.

Но с Митчем, хотя это было необъяснимо, все было иначе. Она, в свою очередь, опустилась на колени и прикоснулась к его естеству. Оттянув назад кожицу, она обнажила розовую округлость, которая поднялась ей навстречу.

Все казалось так просто и так естественно, как чувствовать его руки, его рот, прижавшийся к ее губам.

Митч поднял ее вверх и положил на кровать. Очень медленно, но непрерывно он начал гладить пальцы ее ног, целуя их, сгибая в суставах и гладя языком изгиб каждой ступни. Он нежно охватывал губами лодыжки, слегка втягивая ртом кожу, а затем сжимал их ладонями, как бы связывая воедино. Поднимаясь выше, к голени и икрам, он словно исследовал эту белую кожу, зарываясь затем лицом в теплые углубления под ее коленками.

— Митч, — умоляла она. — Перестань. Я не могу этого вынести. — Она чувствовала неловкость из-за его безмерного терпения, убежденная в том, что ни одна частица ее тела не стоит такого безраздельного внимания.

— Не мешай мне, — укоризненно прошептал он.

Она лежала на спине и скользила взглядом по складкам и петлям занавесок. Пальцы Митча, удивительно светлые, едва ощутимо похлопывали ее по бедрам и тазу. Он встал на колени и опять поцеловал ее живот, а затем крепко сжал руками талию.

— У тебя восхитительная кожа, — сказал он. — Она такая мягкая, что кажется, вот-вот растает.

— Для этого я достаточно упитанная, — улыбнулась она, смыкая руки вокруг его шеи и привлекая его ближе, чтобы дотянуться до его рта. Митч снял очки и аккуратно положил их на туалетный столик у кровати. Без них его глаза казались беззащитными и растерянными.

— Подожди, — приказал он. — Я еще не готов.

Мэтти опять опустилась на спину. Нет, Митч не был беззащитным, по крайней мере в этом. Он хорошо знал, чего хотел.

Он переключил свое внимание на ее груди. Охватывал

их руками, гладил пальцами соски и смотрел, как они выступают, твердея. Он нежно их посасывал, затем прижался лицом к белой роскошной плоти.

— Они слишком большие, — прошептала Мэтти, прикрывая грудь рукой.

— О нет, — невнятно возразил Митч. — Если в них и есть хоть маленький изъян, так это то, что они недостаточно большие. — Он убрал ее руку и опять начал ласкать груди губами и языком.

Мэтти закрыла глаза. Она слабо стонала от удовольствия и чувствовала, как его рот расплывается в удовлетворенной улыбке.

Он поднял ее руки и поцеловал каждый палец, а затем зарылся лицом ей в подмышки. Поглаживая плечи и шею, он целовал тонкую кожу под подбородком. А затем продолжил свое путешествие, начиная от шейного позвонка вниз по всей длине спины.

Мэтти чувствовала вялость и истому, в то же время каждый дюйм ее тела трепетал и горел огнем, и она ощутила легкое натяжение мышц и прилив крови в кончиках пальцев, а также в сокровенных тайниках своего естества.

Не спеша, Митч опять повернул ее. Он развел ей ноги и стал на колени между ними, глядя на нее сверху вниз. Их глаза блуждали по лицам друг друга.

А затем, по собственной инициативе, поскольку она хотела его, Мэтти метнулась ему навстречу. Она приподняла бедра, направляя и предлагая ему себя.

Впервые в жизни она не боялась мужчины. Впервые в жизни она не закрывала глаза, содрогаясь от страха или сомнений, что все будет хорошо и быстро окончится. Она не отрываясь смотрела на Митча. Ее губы искали его губы и наконец слились в поцелуе.

Как только он овладел ею, Мэтти поняла, что она сможет получить удовольствие. И как только поняла это, все ее чувства выплеснулись навстречу этому желанию. Оно не было похоже на поспешные, хаотичные движения, которые ей случалось испытывать раньше. Это было непреклонное, всеохватывающее блаженство, зарождающееся где-то внутри нее, но медленно, очень медленно, в такт их общим движениям. Она шептала его имя, а потом кричала его вслух. Ее пальцы вонзились в него, а затем разжались и бессильно упали. Восхитительные волны пронзили Мэтти до кончиков пальцев, которые перед тем ласкал Митч, рассыпавшись на сотни ослепительных струй. Она закричала голосом, которого сама не узнавала, вырвавшимся из глубины, и крик замер, перейдя в сотрясающие рыдания.

И только тогда Митч позволил себе ответить на ее восторг. Мэтти потянулась к нему, баюкая его в своих руках и наслаждаясь его блаженством, потому что это было частью ее триумфа. Быть освобожденной от необходимости притворяться, или отшучиваться, или подольщаться было поистине откровением.

Они тихо лежали, наполовину скрытые пунцовыми занавесками, прильнув друг к другу. Мэтти испытывала такое чувство счастья, что на глаза ей навернулись слезы и потекли по щекам.

— Я никогда не испытывала ничего подобного, — прошептала она.

Митч, глядя на нее с ленивым удовлетворением, приподнял одну бровь. Он вытер слезы большим пальцем руки, а затем попробовал их на вкус.

— Но почему? — мягко спросил он.

Мэтти вздохнула и положила голову ему на плечо. Волосы на его груди щекотали ей щеку. Весь остальной мир казался где-то далеко. Она чувствовала себя в блаженной безопасности и радовалась этому.

— Я уж лучше скажу тебе, — сказала она нехотя, — если ты не собираешься еще раз исчезнуть.

— Не говори глупостей. Но в любом случае тебе лучше рассказать.