Скверный маркиз
Шрифт:
Не приходилось, однако, сомневаться и в том, что посол смотрит на Кэролайн с нескрываемым вожделением, а она, раскрасневшаяся, сверкая глазами, его всячески поощряет.
Граф Карлос Ферранда, третий гость, был примерно того же возраста, что и посол. Временами Орелии казалось, что его забавляет поведение друга, который изо всех сил старался быть обворожительным. Когда после обеда все перешли в салон, а Кэролайн и посол под надуманным предлогом удалились вдвоем, оставив ее наедине с графом, тот, заметив, что Орелия проводила их тревожным взглядом, улыбнулся:
— Мисс Стэнион,
— Но я действительно беспокоюсь, — честно призналась Орелия, на что граф только выразительно пожал плечами.
— А что можно с этим поделать? Когда люди влюблены, они всегда забывают, что подают повод к сплетням. Так устроен мир: он поощряет влюбленных, он и судачит о них.
Граф явно ей симпатизировал, и, наклонившись к нему, Орелия взмолилась:
— Пожалуйста, попросите посла, который, как я понимаю, ваш близкий друг, не подвергать опасности репутацию Кэролайн. Он должен понимать, что уже наш приезд сюда, вдвоем, и вечером, и в столь малочисленное общество — весьма нескромный поступок.
— Неужели вы и в самом деле думаете, что посол прислушается к моим словам? Как я уже сказал, влюбленные — сами себе закон!
— Но им нельзя любить друг друга — вы же должны знать, сэр, что моя кузина через неделю должна выйти замуж, и если станет известно о нашем здесь обеде в интимной обстановке, вы же понимаете, чем это закончится и какое обвинительное суждение вынесет на этом основании общество!
— Да, я с вами согласен. Но, хотя нам всем предосудительно присутствовать здесь сегодня вечером вчетвером, насколько серьезнее, очевидно, были бы последствия, соберись здесь с десяток гостей, которые обязательно потом стали бы рассказывать о своем пребывании в итальянском посольстве!
— Да, вы, наверное, правы, — вздохнула Орелия, — но больше такое не должно повториться!
— А я надеюсь на обратное, — возразил граф, — и давайте забудем об этих негодниках, мисс Стэнион, и попробуем извлечь хоть какое-то удовольствие из происходящего. Могу ли я сказать вам, что вы прекраснее всех женщин, которых я успел повидать в Лондоне?
— Спасибо, но, пожалуйста, не делайте мне комплиментов.
— Но почему же?
— Потому что я чувствую себя от этого неловко и начинаю смущаться, — откровенно призналась Орелия. — Англичане-мужчины редко говорят комплименты, и поэтому, когда они начинают нам льстить, мы всегда сомневаемся в их искренности.
Граф расхохотался:
— Так вот в чем дело! У вас просто нет соответствующей практики! Да, вы не только самая прекрасная женщина, но и самая оригинальная. Однако, если так уж случилось и мы ненароком оказались в обществе друг друга, то, может быть, тоже найдем способ развлечься, — и он довольно дерзко поглядел на нее.
— Может быть, сыграем в пикет, — предложила Орелия, отвернувшись, — или еще в какую-нибудь карточную игру?
— Я вас смущаю, да? Но нет, знаете ли, я ненавижу карты. Почему бы нам просто не поговорить?
— При условии, что разговор пойдет не обо мне!
— О, уверяю вас — в мире нет другой женщины, которая так же, как вы, не хотела бы стать главной темой для разговора.
— Вам это может показаться странным, но себе самой я неинтересна. И тогда, возможно, мы поговорим о вас?
Какое-то мгновение он как будто сомневался, не рисуется ли она попросту, «набивая себе цену», а затем, поняв, что это не так, поудобнее устроился на диване рядом с ней:
— Ну, что ж, расскажу вам о своей жизни в Италии и почему я очень рад пребыванию в Лондоне.
Он рассказывал интересно и занимательно. Орелия узнала, что он женат, но жена уже довольно давно тяжело больна и, по сути дела, прикована к постели, почему и не могла приехать с ним в Лондон, а так как их брак был заключен не по любви, но из материальных соображений, то, как поняла Орелия, графа очень устраивает одинокая холостяцкая жизнь.
Она расспрашивала его о видах на будущее и о том, каковы его планы, и так они, к обоюдному удовольствию, беседовали, пока Орелия в испуге не обнаружила, что уже одиннадцать часов вечера, а Кэролайн и посла все нет.
— Нам с кузиной пора возвращаться, — с беспокойством проговорила она.
— Вам стало скучно со мной? — огорчился граф.
— Нет-нет, что вы, — поспешила его успокоить Орелия, — мне чрезвычайно приятно было с вами поговорить, но так как сегодня в посольстве нет танцев, герцогиня уже, наверное, ожидает нашего возвращения.
— Так чего вы ждете от меня, — спросил граф, — чтобы я немедленно отправился на поиски наших беглецов? А вдруг я нарушу их уединение в самый неподходящий момент? — И он улыбнулся.
Но Орелия рассердилась:
— Пожалуйста, не надо так шутить! Все происходящее очень серьезно, и я чувствую ответственность за поведение кузины!
— Однако она старше вас!
— Но только годами! Иногда у меня возникает такое ощущение, словно Кэролайн еще непослушный ребенок, а я гожусь ей в матери, а то и в бабушки!
Граф рассмеялся и, наклонившись, сжал руку Орелии:
— Уверяю вас, mia bella [1] , что вы нисколько не напоминаете бабушку. Вы кажетесь юной, как сама Весна!
1
Моя красавица (ит.).
И Орелия не могла снова не вспомнить, что маркиз тоже сравнивал ее с древнегреческой богиней, изображенной Боттичелли на полотне, названном им «Примавера» — «Весна». Ах, только бы он никогда не узнал о сегодняшней выходке Кэролайн! Но неужели его так легко ввести в заблуждение? Неужели он мог поверить, что Кэролайн может выступать в роли блюстительницы нравов и поехать сегодня в посольство не для собственного развлечения? А сама-то она — хороша!.. Покрывает преступников и предает жениха сестры… Чужого жениха, которого без памяти любит сама… И мысли ее снова пошли по кругу… Нет, это невыносимо! Орелия опять взглянула на часы. Уже десять минут двенадцатого!.. А вот уже двадцать минут…