Сквозь фиолетовые глаза
Шрифт:
Чувство оцепенения исчезло, и ее мысли очистились. Но образ неизвестной личности оставался, и теперь повторял слова Натали, слегка отставая, словно в ее черепе раздавалось эхо. Когда их мысли совместились, кончики пальцев Натали снова начали неметь.
Она открыла рот. Кто-то знал ее мантру, и теперь пытался обойти ее мысленные преграды.
– Вы в порядке? – донесся из бесконечной дали голос Липински.
Игнорируя ее, Натали переключилась с защитной мантры на «зрительную», которая позволяла ей наблюдать за сознанием вселяющейся души, одновременно разрешая ей в случае необходимости контролировать свое тело.
Греби,Картины снова наполнили ее сознание, но на сей раз более четкие: нежные руки оттенка охры, бегающие по пожелтевшим клавишам из слоновой кости, отделанная красным деревом круглая комната, обожженная сломанная гитара «стратокастер».
Бу, впусти меня...
Натали открыла глаза, ее раскрытые губы задрожали.
Люси.
– Что? – Липински бросила вязание и теперь склонилась над Натали, проявляя что-то вроде профессиональной заботы, с какой механик заботится о двигателе, начавшем барахлить. – Я могу помочь?
Прежде чем агент безопасности смогла остановить ее, Натали метнулась из спальни в соседнюю ванную и заперлась внутри.
Жизнь всего лишь сон...Онемение паутиной опутало ее тело, и мускулы дрожали от противоположных нервных импульсов, когда она передавала Люси контроль над своей плотью. Ее колени подогнулись, и она упала на дверь душевой кабины, а потом тряпичной куклой сползла на линолеум; стойка душа затряслась от удара.
Греби, греби, греби на лодке...Бессмысленные вирши позволяли личности Натали вращаться в устойчивом узоре в глубине собственного подсознания, разрешая душе Люси сырым сквозняком просочиться в ее мозг. Прислонившись щекой к холодному полу, Натали боковым зрением видела основание унитаза, но чувствовала отдаленность от реальности, как будто смотрела на все сквозь глазок камеры слежения.
...тихо вниз по ручью.В сознании, которое она теперь делила с Люси, разворачивались чувственные воспоминания: мятный привкус зубной пасты во рту Люси, когда она вышла из ванной, оранжевое мерцание уличного фонаря за опущенными шторами, когда она забралась в кровать под пологом, трение шелковых простыней о влажную от пота кожу, когда она боролась с просочившейся в ее сны душой.
Натали услышала, как с ней разговаривает собственный голос.
Они добрались до меня ночью, пока я спала. Я старалась не впустить их, но не смогла.
Как, Люси? – спросила Натали. – Как они вошли?
Они знали меня. Они знали мою мантру и разрушили ее.
Кто это был? Кто мог это сделать?
Не знаю – они меня отрезали. Я не могла прочитать их мысли. У них была собственная мантра, которую
Ты сказала «они». Их было несколько?
Да... я так думаю. Один мертвый и один живой. Но я не видела живого. Того, который меня убил.
С усталостью атланта Люси оттолкнула тело Натали от пола и встала на трясущиеся ноги, опершись на раковину.
Будь осторожна, Бу, – предупредила она отражение в медицинском зеркале. – Не позволяй себе расслабляться даже на секунду.
Душа Камэй растворилась как пар от сухого льда, и Натали плавно опустилась на колени перед раковиной. Постепенно она начала слышать настойчивый стук в дверь и резкий голос Липински, зовущий ее по имени.
– Что там случилось? – настойчиво поинтересовалась агент, когда она снова вошла в спальню.
– Мне надо ехать в Лос-Анджелес. – Линдстром вытащила одежду, вешалки и все прочее из шкафа. – И билет на самолет до Сан-Франциско.
– Что за?.. Вы, что, псих?
Натали взвалила первый чемодан на кровать и расстегнула его.
– Вы предпочитаете, чтобы я ехала автостопом? я.
Липински захлопнула крышку чемодана.
– Вы не можете уехать из этого дома.
– И что вы собираетесь сделать? Застрелить меня? – Натали снова откинула крышку.
– Вы понимаете, что рискуете жизнью, отказываясь от помощи службы безопасности Корпорации, ведь так?
Женщина продолжила складывать вещи.
– По некоторым причинам, агент Липински, я больше не чувствую себя в безопасности под опекой службы безопасности Корпорации.
Глава 23
Властелин дверей
Люсинда Камэй, казалось, не страдала от того, что лежит на патологоанатомическом столе из нержавеющей стали в областном морге Сан-Франциско. Наоборот, Дэн был уверен, что на ее мертвенно-бледном лице застыла слабая улыбка, хотя это могла быть просто гримаса, вызванная трупным окоченением мышц щек.
У нее было не особо много причин улыбаться. Богатый миндалевый оттенок ее кожи превратился в белесый, за исключением тех мест, где кровь разлилась внутри, сформировав багрово-синие полосы вдоль спины и по нижней стороне рук и ног. Патологоанатом разрезал ее грудь от каждого плеча до нижнего конца грудины и раскрыл грудную клетку, чтобы достать сердце и легкие. Убийца избавил его от необходимости делать нижнюю часть традиционного разреза в форме "Y", потому что, как и в случае с Артуром Маккордом, прорезал живот от грудной кости до пупка, разделив плоть, чтобы вынуть внутренности. Тонкая кишка, которая очерчивала мистический круг возле трупа Камэй, теперь свернувшимся червяком лежала в металлическом тазу чаши для вскрытия.
Патологоанатом Делани, высокий мужчина с похожим на клюв носом и блестящими манерами, был занят составлением описи и взвешиванием всех внутренних органов.
– Я хочу удостовериться, что убийца больше ничего не забрал, – объяснил он; его слова приглушала хирургическая маска.
Вопреки собственному желанию, Дэн смотрел на пустые красные глазницы, где должны были быть глаза Камэй. Они с Кларком тоже надевали маски, когда исследовали тело. Дэн просмотрел несколько полицейских фотографий, которые дал ему спецагент, чтобы показать, как тело было расположено на месте преступления.