Сквозь ледяную мглу
Шрифт:
— Тетя Тайми, как же дядя и профессор идут в таком тумане? Ведь и маяка не увидишь.
— Когда у человека великая цель, она ему вместо маяка служит, тогда и туман ему нипочем и ледяную мглу он одолеет, — ответила женщина.
Суровый край абоские шхеры. Тысячи островов густо разбросаны в Ботническом заливе. Есть среди них острова большие — на них разместились целые поселки, есть и совсем крохотные — трем чайкам на них тесно.
Зимой,
Мгла окутывала острова. Из открытого моря, с большого фарватера доносились протяжные гудки пароходов. Казалось, заблудившиеся в тумане большие птицы взывали о помощи.
Держась с обеих сторон за шест, путники двигали лодку вперед. Она громыхала деревянным днищем по неровной поверхности. Ноги срывались с валунов, засыпанных снегом, и проваливались в глубокие сугробы. Владимир Ильич правой рукой держался за шест, а в левой нес рыбацкий фонарь. Потом они спустились с острова и пошли по льду. Глубина воды под ногами была двадцать семь футов.
Темная белизна простиралась вокруг, темно-белым было и небо. Справа в тумане, где-то между небом и землей, мелькал огонек. Бергман вел каким-то извилистым, одному ему известным путем. Каждые двадцать — тридцать шагов он останавливался, издавая возглас: «Я-гха!»— брал из лодки багор с острым наконечником и сильным движением вбивал его впереди лодки, проверяя, насколько прочен лед.
Северный ветер усиливался, стегал по лицу, в свете фонаря летели космы игольчатого снега.
Прошли не больше двух километров от дома, а силы уже иссякали. Оба вспотели, на бровях и ресницах застыла стеклянная бахрома.
Наступал рассвет — серый и немощный, который, казалось, никогда не разгорится в ясный день.
Перед островком, до глянца отполированным водой и ветром (такие острова лоцманы называют «бараньими лбами»), чернела огромная полынья. Путешественники в первый раз забрались в лодку и веслами, показавшимися очень легкими, в несколько взмахов приткнулись к ледяной кромке. Потом они волоком перетащили лодку через «бараний лоб».
— Теперь надо перебраться на тот остров. — Бергман показал рукавицей прямо перед собой, где в тумане лежало ледяное поле, беспорядочно заваленное торосами и запорошенное снегом.
Двигались медленно, прощупывая ногой каждую пядь.
Стараясь действовать согласованно с движениями Бергмана, Владимир Ильич вглядывался в даль. Скалистые острова возникали перед его глазами, как мираж, и исчезали, затягиваясь льдистой мглой. Гудки пароходов оповещали, что и в открытом море и на большом фарватере все еще лежит туман.
— Много ли мы прошли? — спросил Владимир Ильич рыбака.
— Самое длинное — позади, самое трудное — впереди, — загадочно ответил Бергман.
Он все чаще останавливался, произнося свое «я-гха», и оно звучало то как тревога, то как вопрос, а то и как яростное ругательство.
Владимир
Владимир Ильич взглянул на своего спутника и по остекленевшим от ужаса глазам понял, как велика опасность.
— В лодку, скорее в лодку!
Кто крикнул это? Может быть, рыбаку почудилось?
Быстро, осторожно, слаженными движениями оба подтянулись к лодке, волоча по зыбким льдинам ноги. Шест скрипел под тяжестью повисших на нем тел. Почему-то вспомнился старый журавель у колодца в Шушенском. Спутники одновременно схватились за уключины и рывком перебросились внутрь лодки.
— Сатана пер-р-ркеле! — тяжко выругался Бергман, садясь на банку.
Он вытащил из внутреннего кармана комбинезона трубку и сунул ее в рот. Руки дрожали.
Владимир Ильич тоже почувствовал внезапный озноб и, не в силах сдержать дробного стука зубов, неожиданно рассмеялся:
— А вода здесь прохладная.
Льдины тихо терлись о лодку.
Бергман развернул большой тюк войлока, привязанный к банке, и вынул оттуда сапоги Владимира Ильича.
Сапоги были совсем теплые, как будто их сняли с печки. Внутри них лежали шерстяные носки, засунутые туда заботливой хозяйкой. Рыбак поймал благодарный взгляд профессора и отвел глаза в сторону.
Держа в руках носки, Владимир Ильич спросил, не промок ли Бергман.
Нет, он не промок. На нем брезентовый комбинезон с притачанными сапогами.
Владимир Ильич сменил носки и сапоги и стал делать энергичные движения руками, чтобы согреться. Ему вспомнился весенний день прошлого года в Куоккала. Они с Надеждой Константиновной ехали по лесной тропинке на велосипедах. Сделали привал. Надежда Константиновна отбивала такт ногой и весело подбадривала: «Вдох — выдох, вдох — выдох…»
Бергман тем временем извлек из войлока какой-то металлический цилиндр. Осторожно открутил крышку, и из посудины повалил душистый пар горячего кофе.
— Чудесное применение артиллерии, — отозвался Владимир Ильич, с наслаждением отпивая из снарядной гильзы горячий напиток.
Подкрепившись, они взялись за работу. Отталкиваясь баграми от тяжелых и вертких льдин, подвели лодку к ледяной кромке, опробовали ее крепость, вытащили лодку на лед и снова двинулись в путь.
Теперь уже не более полукилометра отделяло путников от острова Нагу, у которого проходил главный фарватер. Там нужно было дожидаться шведского парохода, идущего из Або на Стокгольм.
Эти сто — двести метров показались самыми трудными. Лодка обледенела и стала вдвое тяжелее, тащить ее приходилось через заросли кустарника. Забрызганная водой одежда покрылась ледяной коркой. У Владимира Ильича нестерпимо ныли ноги: хромовые сапоги стали тесными.