Шрифт:
1
Седьмая печать (также известна как седьмая печать апокалипсиса) – последняя из семи печатей, снятие которых в Откровении Иоанна Богослова является одним из знамений конца света.
Пролог
«…Эта девушка среди толпы сразу притягивает к себе взор. Большие стрекозиные очки вызывающе сдвинуты на самый кончик носа. Скучающий взгляд оценивающе блуждает по людям и улицам, но не видит их.
Кто она, эта незнакомка? Она не рождена из морской пены – то была другая девушка, из другой истории. Эта же скроена из фрагментов модных журналов, но ее нет на обложках. Она как гремучий коллаж с Tumblr [2] – немного безвкусный, но притягательный в деталях.
2
Сайт микроблогов, состоящих преимущественно из картинок.
Давайте угадаем, из чего она сделана. Она соткана из брендов, воспитана на интернет-пабликах. В кармане лакричный Fisherman’s Friend [3] . Очередная кофейная раздолбайка, которая предпочитает эмоджи словам. У нее дорогие шмотки, капризный характер и пустое сердце. Ее зовут Марина…»
– Ну и как?
– Да, впечатляет. Особенно про безвкусицу и пустое сердце. И про эмоджи вместо мозгов.
3
Освежающие конфеты.
– Эй-эй, не принимай буквально. Это игра образов. В тебе есть такая дешевая нотка. Но это комплимент. Твоя фишка. Я вижу ее в твоих волочащихся нарядах, в манере себя вести… А самое главное – тебе на это плевать. Гранжево. Очень.
– Ладно, оправдался. А почему у меня капризный характер?
– Потому что ты избалованная девочка с властными замашками и дурными привычками.
– У меня только одна дурная привычка – надкусывать яблоки и бросать их.
– И это еще одна капля в твой образ.
– А сердце почему у меня пустое?
– А ты загляни внутрь – узнаешь.
– Ты, типа, крутой психолог? Знаешь, у кого какая начинка?
– А вот об этом я тебе расскажу в следующем эпизоде.
– Так и быть, я заинтригована.
Я не люблю слушать о себе.
Пугает, когда некоторые люди знают о тебе больше, чем ты сам. Тогда я в полной мере понимаю, что слова оставляют самые глубокие шрамы. Они превращаются в
Еще меньше я люблю говорить о себе сама.
Хотя иногда чувствую смутную потребность и ищу слушателя. Так ловишь случайных знакомых, вешаешь ненужную информацию на обслуживающий персонал, философствуешь с бездомными и алкашами… Ищешь священника, психолога или лучшего друга. Каждый думает, что однажды найдет того особенного, кто поймет его молча и в кого сможет влить все свои тайны, страхи и невысказанные слова.
Но таких людей не бывает. Потому что чужая жизнь в больших дозах – словно смертельная инъекция. Все ищут, в кого бы ее вколоть, но никто не хочет подставить свои вены.
Я выросла с убеждением, что этот мир не для тех, кто ищет собеседников. И не для тех, кто хочет выбраться из лабиринта кривых зеркал, состоящих из многих мнимых «я». Возможно, мы все бродим по жизни в странных клише и однажды сродняемся с ними.
Я терпима к клише. Они упрощают ожидания друг от друга.
Открыться можно только тому, кто будет беззащитен перед тобой так же, как и ты перед ним. Тогда слова перестанут быть ножами, а разговор – безжалостной дуэлью. Если бы у меня действительно была потребность делиться с людьми истинными мыслями, то Макс смог бы добавить в свое повествование что-то еще, кроме «у нее дорогие шмотки, капризный характер и пустое сердце». Но, откровенно говоря, меня не очень волнует его писанина – хотя в ней иногда и проскальзывают занятные моменты.
Поэтому я промолчу. Пускай будет капризный характер. Пускай останется пустое сердце.
С Максом
– Я хочу писать только о роскошной жизни, – поделился Макс.
Он сообщил это в солнечный апрельский полдень, один из таких, когда небо обрушивается бездонной голубизной, а ветер притрагивается к коже словно крылья бабочек. Весенний воздух дурманил людей, стоило им только высунуться в форточку.
Но погода в Риге стояла еще прохладная, и балкон нашей с Максом кофейни пустовал. Да и в такой ветреный день велик риск, что чай из чашки окажется на лице. Однако мы всегда были сторонниками выпендрежа – и море нам по колено, и ветер нас не сдует. Поэтому сидели снаружи и, как невинные дети, потягивали молочный коктейль, оправдывая имидж кофейных раздолбаев, с которых он начал свою книгу.
Периодически он внимательно глядел на меня – а я смотрела, как лопаются пузыри в стакане. Мои темные очки сползли на кончик носа и грозились упасть прямо в бокал. Слегка приподняв их, я продолжила свое увлекательное наблюдение. Но прокомментировать его заявление как-то надо было.
– Недаром говорят: пиши о том, что ты хорошо знаешь.
– Да нет же, – слегка нахмурился он. – Просто пороки, которые расцветают в этой среде, наиболее интересны для изучения.
– Ты помешан на эстетике греха, – хмыкнула я.
– Ну и что? Самое интересное – это люди. Такие, как ты.
Я прикусила трубочку от коктейля и наградила Макса скептическим прищуром. Его длинные соломенные волосы были в легком беспорядке из-за ветра, и периодически он небрежно проводил по ним растопыренной пятерней.
«Велла: вы великолепны», – почему-то пронеслось в моей голове.
Поймав мой изучающий взгляд, он поинтересовался:
– Что-то не так?
– У тебя майонез на подбородке, – сообщила я.
Макс тут же нервно провел по лицу салфеткой, но опомнился и буркнул: