Сквозь огонь

Падерин Иван Григорьевич

— Конопатый такой, рыжий, — пояснил он.

Ваня жил раньше недалеко от цирка. Он любил смотреть выступления укротителей зверей. Мечтал быть непременно таким, как Гладильщиков или Дуров. Но вот начались бои в Сталинграде. Отец и мать погибли на тракторном заводе во время бомбежки. Ваня не знал, куда ему пойти, и, пока собирался, оказалось, что все пути отрезаны. На днях он покинул свою улицу: туда прорвались фашистские танки…

Ваня совсем по-другому встретил Лизу и Гиру. Заметив, что они подкрадываются к его рубежу, приготовил металлический прут и спрятал его за спину, чтобы стегнуть ту и другую. Он

был на всех зол и ни с кем не водился, особенно с малышами. Он готовился отомстить фашистам за мать и отца, а малыши в этом деле не помощники. Как-то раз он обратился к командиру с просьбой взять его пулеметчиком. Тот согласился принять, а сам направил его с бойцом в штаб батальона. Здесь, в литейном цехе, Ваня готовил для фашистов какую-то ловушку, о которой не сказал даже Пете, а чтобы тот не подсмотрел, прогнал от себя с угрозой:

— Не мешай, подзатыльников надаю.

Приход Гиры и Лизы мог испортить ему весь план, поэтому Ваня намеревался хорошенько пугнуть их отсюда.

Лиза и Гира уже поравнялись с нишей, где притаился Ваня. Им осталось только завернуть за угол. Ваня приготовился ударить прутом по листу железа, но Лиза, заметив его злое лицо, смело шагнула навстречу.

— Ваня, здравствуй!

Она сказала это так неожиданно, что Ваня невольно ответил: «Здравствуй!» Прут выпал из рук. Опомнившись, Ваня сердито произнес:

— Шпионить пришли?

— Что ты, Ваня? — удивилась Лиза.

Гира боялась вымолвить слово. Она только смотрела в маленькие злые глаза Вани и ждала, что он вот-вот бросится на нее или на Лизу.

— Уходите отсюда, пока целы!

Лиза попыталась уговорить Ваню пойти с ними, но он наотрез отказался.

— Не пойду, нечего мне у вас делать.

Вечером Лиза и Гира пришли в штаб. Петя был уже там. В тот же вечер из подвала бывшей гостиницы завода кто-то из бойцов принес девочку. Она была больна и голодна. Ее отправили в санроту.

Лиза с радостью побежала в блиндаж, чтобы сообщить о прибывших ребятах Александру Ивановичу. Но ни Фомина, ни Кости в блиндаже не оказалось. Где же они?

?

Прижатый огнем пулеметов, Фомин лежал на берегу Волги между двух камней. Бойцы взвода, оставшиеся в укрытии, видели, как пули высекали из этих камней искры. Достаточно было Фомину чуть приподняться, и он был бы прошит пулеметами.

Еще вечером, с наступлением темноты, отправляясь в этот опасный путь, Александр Иванович решил, что пробираться через такую завесу огня всем взводом нет смысла: гибнуть — так одному.

— Немедленно возвращайтесь в полк, — наказал он своим бойцам, — там вы нужнее. Доложите командиру полка, что задание будет выполнено… Присматривайте за Костей. Пусть поменьше забавляется голубем, а занимается делом. Пожалуй, лучше будет, если вы этого голубя вернете Зернову…

— Слушаюсь, — ответил тогда один из бойцов взвода, оставленный Фоминым за старшего.

Но вот уже полночь. Припав к брустверу, бойцы, не отрываясь, следили за Фоминым. Вспышки ракет на мгновение обнажали берег, выхватывая из темноты то клочок Волги, то причал, то камни, между которыми лежал Фомин. Он лежал неподвижно: то ли выжидал момент для стремительного броска, то ли был ранен.

По Волге шло «сало» — осенний ледоход. Большие льдины, сталкиваясь, громоздились в заторы. Поверхность

воды стала пятнистой — серой. Плоты, лодки, затертые между льдинами, доски от разбитых паромов и барж, клочки сена, хворост, отдельные бревна — вся эта сереющая масса неудержимо двигалась вниз по течению. Казалось, не Волга, а берега устремились против течения. Хрустящее шипение воды напоминало тяжелые вздохи.

Да, наступили тяжелые дни. Волга отрезала Сталинград от Большой земли на несколько недель, а это означало, что и главные силы армии, куда пробивался Фомин для установления связи с осажденным гарнизоном, перейдут на такой же голодный паек, как и полк Титова.

Думая об этом, бойцы готовы были подняться и броситься вперед, чтобы выручить Фомина и вернуть его в полк. Но приказ есть приказ. К тому же поднимись они — и секретный пост боевого охранения будет раскрыт.

— Лежит… лежит наш Александр Иванович! — со вздохом произнес старший. — Что же делать?

Он не заметил, как вода подогнала к Фомину два обледенелых бревна, которые торцами уперлись в берег; потом их будто оттолкнуло течением, и они поплыли дальше. Только пристальным взглядом можно было уловить, что теперь бревна плыли необычно. Ими кто-то управлял с расчетом поскорее скрыться за изгибом берега. Неизвестно, удалось ли фашистским пулеметчикам заметить это, но, когда длинные очереди пуль густо засновали над водой и несколько светящихся трасс оборвалось у самых бревен, Фомин погрузился в воду.

— Гады! — вырвалось из груди у одного из бойцов, наблюдавших за Фоминым.

С этой минуты бойцы не могли смотреть ни на Волгу, ни друг на друга. Они считали, что Фомин если не убит, то утонул.

Однако Александр Иванович продолжал свой путь.

Вязкая, иссиня-черная, как деготь, вода стиснула его. Казалось, не хватит сил вздохнуть. Она сковала руки, ноги. Держаться за льдину, к которой он пристал, было очень трудно. Временами западало сердце, леденела грудь, но не остывало сознание.

«Доплыву, доплыву», — твердил он про себя.

Через час он был уже в штабе армии. Командующий принял его сразу.

Услышав, что полк Титова продолжает драться с врагом, генерал встал.

— Живы?!

— Да, — ответил Фомин.

— Все ясно.

Фомин пытался досказать, но командующий по-отцовски обнял его и, приговаривая: «Молодцы, молодцы!», прошел с ним в соседний отсек.

— Расскажи артиллеристам, где ваши границы, затем отдохни, погрейся… А когда согреешься, зайдешь ко мне. Мы подумаем, надо ли тебе обратно идти. Ведь льдины-то против течения не поплывут.

Согревшись, Фомин вспомнил, что надо дать сигнал своим…

?

В этот час командир полка Титов готов был выскочить из блиндажа, забраться на самую высокую стену завода и наблюдать за сигналами от Фомина, но врачи не дали ему подняться.

Связь со штабом армии была необходима Титову как воздух. Он потребовал от наблюдателей докладывать через каждые десять минут обо всем, что они заметят в том направлении, куда пошел взвод Фомина. Телефонная трубка лежала на подушке. Титов держал ее возле уха, но никаких сведений, кроме того, что «по Волге поплыло сало», связисты и наблюдатели ему сообщить не могли. Ночь, темно. Пришлось вызвать самого надежного и отважного бронебойщика — Зернова.