Сквозь Паутину Лжи
Шрифт:
В сердце прожившего не одну сотню лет владыки пробуждаются давно забытые чувства. Грусть, сожаление, тоска? Нет, нечто иное, совсем чуждое — милосердие.
Альдавиан уже и не помнит, когда в последний раз испытывал подобное. Путь правителя Империи слишком далёк от таких проявлений эмоций. Но в этом могучем юноше он видит задатки истинного воина и огромный потенциал, который было бы преступным растратить впустую из-за мимолётной слабости вроде мести. Возможно, со временем Рен поймёт, но сейчас у Императора нет этого времени.
Угроза со стороны
Император подходит к Рену и склоняется над поверженным противником. Прикоснувшись к его голове, Альдавиан активирует одну из тайных демонических техник, блокируя все воспоминания, способные настроить юношу против него. Увы, техника не настолько искусна, чтобы позволить государю изучить чужое прошлое, ведь создавали её для другого, но сейчас это и не нужно.
Память о недавних событиях меркнет и растворяется, уступая место новой версии, которую Император умело внедряет в разум Рена, заполняя образовавшиеся пробелы. Воздействуя на сознание, он восстанавливает сброшенный облик Зено, чтобы не вызывать подозрений у остальных солдат. Пусть пока это останется их маленьким секретом.
Закончив, Альдавиан приказывает страже доставить Рена в лазарет.
— Что произошло с ним, государь? — вопрошают воины, укладывая юношу на носилки. — Что передать лекарям?
— Видимо, сказываются последствия сражения — ещё не все раны зажили до конца. Возможно, в его теле остаётся демоническая отрава, — невозмутимо отвечает Император. — Передайте его моим личным врачевателям, пусть окажут ему наилучшую помощь и докладывают мне о ходе выздоровления.
— Будет исполнено, владыка! — стражники подхватывают Рена и спешно уносят прочь.
— Теперь всё будет иначе, Рен, — еле слышно произносит Альдавиан и возвращается к пруду.
Небольшие изменения в ландшафте двора не мешают ему вновь погрузиться в медитацию.
Я прихожу в себя с болезненным стоном. Обнаруживаю, что лежу на кровати в чистой, хорошо обставленной комнате. Помимо ложа здесь есть небольшой столик рядом со мной, а в углу — тумбочка, заставленная несколькими ярусами всевозможных склянок. Ещё я замечаю пару стульев со спинками, что большая редкость для военного быта. Такие обычно полагаются офицерам, но никак не сержантам.
Снова лазарет? Почему я здесь?
Осматриваю своё тело. Маскировка всё ещё на мне, хотя мне казалось, что я уже сбросил этот чуждый облик. И встаёт очень важный вопрос: зачем мне вообще нужна эта личина? Кажется, я хотел поквитаться с Зено?..
Попытки вспомнить приносят лишь страдания. Голова раскалывается, будто в ней взорвалась мощнейшая огненная техника. Всё пылает, но ответов нет, как глубоко бы я ни погружался в свои воспоминания. Очень странно, что я не могу восстановить в памяти столь важную информацию.
Тело ломит, а всю ночь меня терзали кошмары. Подробности ускользают, но я постоянно метался во сне, просыпаясь в полубреду. Надо мной склонялась женщина в белых одеждах. Я звал кого-то по имени, но вот только кого? Разум будто окутан туманом, и любая попытка что-либо вспомнить отзывается лишь пронзительной головной болью.
Так как же я всё-таки сюда попал?
Дверь приоткрывается, и в проёме показывается миловидная девушка. На ней белое ханьфу, выгодно подчёркивающее достоинства фигуры.
— Доброго утра, сержант, — она приветственно кланяется. — Как ты себя чувствуешь? Что болит?
Её мимолётная скромность сменяется напористостью и кучей вопросов. Параллельно с ними девушка начинает осматривать моё тело. Прикладывает ладони к обнажённой груди, делает какие-то пометки в своей книге.
— В целом всё хорошо, — выносит она вердикт. — Ты идёшь на поправку, но пока тебе рекомендован постельный режим. Наш повелитель настаивал, чтобы тебя не выпускали отсюда, пока полностью не окрепнешь.
— Откуда такая забота? — удивлённо смотрю на неё.
— О чём ты?
Мне всё кажется, будто происходящее — лишь сон. Может, я и впрямь сплю? Все эти проверки представлялись мне чушью, но на всякий случай я щипаю себя ногтями за кожу. Притуплённое чувство боли едва отзывается в голове. Странность на странности. Воспоминания вызывают даже судороги во всём теле, а естественные реакции так слабы.
— Ты упомянула Императора, — напоминаю я.
— Ах да. Тебя доставили в лазарет по приказу нашего повелителя. Ты потерял сознание, и у тебя открылись полученные раны. Ничего серьёзного, но лучше отдохнуть и набраться сил, — настойчиво продолжает она.
— Это я уже понял. Пока моя голова похожа на вечно звонящий колокол, отсюда я точно не выйду.
— Прекрасно. Кстати, с самого утра тебя дожидается один настойчивый офицер. Позвать его или сказать, чтобы пока не беспокоили? — она изящно поднимается с моей кровати и спешит к двери.
— Давай, — киваю в ответ.
Даже не буду пытаться угадать, кто там. Не хочу очередной порции мук. К боли я привычен, но истязать самого себя желания нет.
Вскоре на пороге показывается встревоженный Текору. Он входит в палату и, прикрыв за собой дверь, присаживается рядом на стул.
— С тобой всё в порядке, Рен? — хмурится друг. — После битвы ты чувствовал себя лучше. Неужели опять геройствуешь? Ещё не оправился от схватки с демонами, а новых подвигов захотелось, раз пошёл к самому Императору?
— Нет… он меня сам вызвал, — этот момент я помню хорошо, а ещё ощущаю, что испытывал сильное волнение перед этой встречей.
Вот только причину своей нервозности не могу восстановить. Слишком не похоже на меня. Я давно закалил и обуздал свои эмоции, да и Императора уже видел вблизи — он вручал мне награду.