Сквозь Пекло
Шрифт:
— Да, Стоян, я так и сделаю, — крикнул Святозар, потому как недовольный тем, что Воронок остался у Стояна, Невзор уже тронул запряженных в сани лошадей.
Лишь только они выехали за ворота и направились по дороге сквозь деревню к городу, Невзор повернул голову, воззрился на наследника весьма гневливо, и, покачав головой, негромко пробурчал:
— Вот до чего молодые, горячие… И чего вы, ваша милость, ускакали? Раздетый, больной… нешто вам можно? Так расстроили правителя… так расстроили. Он же как узнал, что вы ускакали, уж так побледнел… так побледнел, что мы аж вспужались с Борщом за него… Думали чичас плохо
— Невзор, — торопливо перебил конюшего Тур. — Вот я гляжу на тебя, ну, такой ты красивый, видный мужчина, а все не пойму отчего тебя таким не красивым именем назвали… Невзор, это чего значит… А значит оно не приглядный для глаз… неприглядный, понимаешь… И вот выходит, верно-то, тебя твои родители назвали.
— Чё? — переведя все тот же гневливый взгляд на Тура, а посем разворачивая голову в сторону дороги, переспросил Невзор.
— Чего, чего. Ты же видел, как брат мой выходил из дома друга, — продолжил Тур, поправляя на своей голове шапку, слегка съехавшую на бок. — Как ему было тяжело и больно… Ну, чего ты забухтел, чего? И, знаешь, поверь мне, сразу уж ты такой неприглядный, для глаз, стал… такой не ладный! Ну, хоть бери, спрыгивай с саней и ногами до дворца добирайся.
— Да-к вам, ваша милость, ногами то наверно и лучше было бы добраться, — звонко засмеявшись отозвался Невзор. — А то вы, словно, больной развалились в санях, да рассуждаете мудрено как-то.
Когда сани подъехали к дверям дворца, и остановились, Тур помог вылезти из них Святозару. И немедля раскрылись парадные двери, оттуда торопливо выскочили Вячко и Борщ, наверно ожидающие приезда наследника, и, подбежав к нему, подставили свои плечи. Святозар положил руку на плечо Вячко и тяжело хромая направился во дворец, по пути обратившись к Борщу, шедшему рядом и всяк морг норовившему поддержать наследника под руку:
— Борщ, где правитель?
— Ваша милость, — негромко ответил Борщ и открыл, перед Святозаром, дверь. — Его светлость в гриднице, — и понизив голос, добавил, — он очень, очень расстроен. Но велел мне передать для вас, чтобы вы шли отдыхать, а завтра, ежели вы пожелаете, он с вами поговорит.
— Борщ, помоги снять тулуп, — молвил Святозар, останавливаясь в коридоре, и отдавая шапку слуге. — А в гриднице есть кто еще?
— Нет, ваша милость, только правитель, — едва слышно произнес Борщ и принялся снимать с наследника тулуп.
— Вот, что Борщ, забери мои вещи, ты Вячко доведи меня до дверей гридницы. А, ты, Тур, — обратился к идущему позади него брату Святозар. — Будь добр, сходи к моей жене, проверь как она там и побудь с ней, потому что ей нельзя тревожиться, а мне необходимо поговорить с отцом. И спасибо тебе за все.
Тур довольно хмыкнул, что-то сзади, и, обогнав брата, ведомого Вячкой, ушел вслед за Борщом. Святозар дошел, туго ступая на ногу, до дверей гридницы, вздохнул и отпустил плечо слуги. Да тотчас, перехватившись, взялся за ручку двери, кивнул Вячко тем самым отпуская его, а после отворив створку, вступил в гридницу.
Отец сидел на сиденье, около затухающего камина и неотрывно следил за огнем, но как только отворилась дверь, он
— Отец, — обратился к нему наследник. — Я приехал, отец… Можешь не волноваться. И я, отец, никогда, никогда на тебя не смогу обижаться, потому что я знаю… — Святозар поморщился от резкой боли в ноге, судорожно дернувшейся, и, покачнувшись еще крепче схватился за приоткрытую дверь. — Все, что мы с тобой пережили, оставило не только неизгладимый след в моей душе, но я, уверен, точно такой, же след и в твоей душе.
— Сынок, — правитель стремительно поднялся с сиденья, быстрым шагом подошел к наследнику и крепко его обнял. — Прости меня, за то, что я так был не справедлив к тебе сегодня утром. Прости меня, просто ты так мне дорог… Ты мне очень, очень дорог и я не хочу потерять тебя, родной мой мальчик… Давай, сынок, я провожу тебя до покоев и ты отдохнешь.
— Отец, нам надо поговорить, — отстраняясь от правителя и закрывая дверь в гридницу, сказал Святозар.
— Сынок, я вижу, как у тебя разболелась нога, по моей вине, — произнес правитель и голос его надрывисто дрогнул. — Я, даю слово, выслушаю тебя, но давай тогда, когда боль в ноге утихнет.
— Боль в ноге утихнет, тогда, отец, когда мы все выясним. — Наследник увидел, как теперь лихорадочно дрогнули губы правителя и поспешил объяснить, — ты, мне, не дал утром договорить… А пока я не договорю, покоя в душе у меня не будет, и, значит, нога не перестанет болеть.
— Ну, хорошо, мальчик мой, — согласился правитель и приобняв сына за стан, помог ему дойти до каминов.
Ярил бережно усадил сына на его сиденье, подняв, положил больную ногу на табурет, а посем поспешил к каминам. Отворив дверцы камина он подкинул в прогорающий огонь поленья, и принялся загнутым концом шебуршить угли стараясь вызвать в них ядренистые лоскутки полымя. Вскоре патлатые лепестки огня вскинулись вверх, обняли поленья своим жаром и те громко затрещали, поедаемые рыжим пламенем. И тогда правитель положил кочергу на пол, отряхнул ладони, и, повернувшись, подошел к наследнику, да мягко спросил:
— Может, тебе чего горячего попить принести, а может, ты, хочешь покушать?
Святозар заулыбался, и отрицательно покачал головой, не сводя глаз с раскрасневшегося лица правителя, не мешкая ответив:
— Нет, отец, спасибо, ничего не надо. Стоян меня напоил сбитнем, а Яронежа накормил. Он с такой настойчивостью впихивал в меня пирожок, что я поневоле почти весь его съел, потому как боялся лишиться зубов.
— Ты, был, у Стояна? — дотоль продолжая стоять около сына, поинтересовался правитель.
— Да, отец, у Стояна, — откликнулся Святозар. — Отец, садись, чего ты стоишь? — добавил он погодя и в голосе его прозвучало настояние.
— Может тебе ногу укрыть, или заговор прочитать. Я видел, ты морщился, она болит, наверно, — участливо молвил правитель.
— Нет, отец, просто садись и давай поговорим, — отметил наследник. — Ведь, я, не поведал тебе того, что хотел.
Правитель еще какое-то время постоял подле сына, затем он протянул руку в направлении его головы, ласково огладил каштановые кудри волос и только тогда развернувшись, направился к своему сиденью. Лишь только правитель опустился на сиденье, Святозар воззрился на отца долгим, пронзительным взглядом и подавляя в себе волнение, сказал: