Сквозь стену
Шрифт:
— Крови?
— Да.
Какое-то время он сидел неподвижно, нахмурившись и задумавшись, сконцентрировавшись только на своих мыслях, отрешившись от эмоций. Потом произнес:
— Твой шарф, испачканный и возвращенный на место. Это доказательство того, что кто-то хочет втянуть тебя в это грязное дело.
Ее губы беззвучно шевелились. Он едва прочел слова по губам.
— Разве только... они не знали...
— Ты хочешь сказать, человек, надевавший платок, мог повесить его обратно, не зная, что тот в крови. Как он был испачкан — слегка?
— Нет, ужасно сильно.
— Значит, кто бы ни взял его,
— Не понимаю, как это могло произойти.
Он встал и подошел к стеклянной двери.
Она была открыта. Пчела, нагруженная пыльцой, вилась вокруг, цветочные ароматы наполняли прогретый воздух — стоял один из тех дней, которые называют славными. А чей-то извращенный ум разработал этот план, злобный, отвратительный план, призванный очернить и обидеть. К нему пришло озарение, от которого затрепетал каждый его нерв. Он отвернулся от окна и подошел к Мэриан.
— Мэриан...
Она, испуганная, подняла глаза.
— Что такое?
— Во всем этом есть тайный умысел. Я не вижу иных мотивов для того, чтобы вернуть залитый кровью шарф в дом, кроме того, что кто-то, будь он проклят, пытается втянуть тебя в убийство. Но послушай, моя дорогая, это рассеивает все твои наихудшие опасения. Тебе не надо рассказывать мне о них, потому что я и так все знаю. Ты боишься за Инну. Самое худшее в таких потрясениях — это то, что они вводят тебя в ступор, отдавая во власть эмоций. Теперь возьми себя в руки и подумай! Вчера днем у Сирила с той молодой женщиной было нечто вроде самого обыкновенного флирта, каковой, я полагаю, и у него, и у нее случается с каждым встречным. Это так, да?
— Полагаю, да.
— Ты и в самом деле думаешь, что это огорчило Инну до такой степени, что она задумала заманить Хелен Эдриан на пляж глубокой ночью и там ее убить?
Мэриан стремительно залилась краской. Она ответила:
— Нет, конечно, нет.
Он беспощадно продолжал:
— И, если ты склонна предположить подобное, поверишь ли ты в то, что она могла надеть твой плащ и платок, оставив первый на месте преступления, а второй, весь в пятнах крови Хелен Эдриан, принести обратно и повесить в коридоре, чтобы его нашла полиция? Теперь, Мэриан, пошевели мозгами! Это было сделано, чтобы тебя обвинили в преступлении. Способна ли Инна на такое?
Она схватилась за голову.
— Нет, Ричард, прошу тебя!
— Я говорю сейчас очень откровенно, но ведь ты дала волю именно этому страху. Не так ли? Теперь, когда твои страхи были облечены в слова, ты можешь видеть, какая все это чепуха. Скажи это Инне. Поднимись сейчас наверх и спроси ее, не брала ли она твой плащ или твой платок. Инспектор может вызвать тебя в любой момент, и мы должны знать все.
Он увидел, как выражение облегчения появилось на ее лице. Она побежала вверх по лестнице. После минутного колебания он последовал за ней, настигнув ее уже у двери комнаты Инны. Она склонила голову, одной рукой, оперлась на дверной косяк и тихо позвала:
— Инна, это Мэриан. Впусти меня.
Ответа не было.
— Инна, мы должны встретиться с инспектором. Но сначала я должна поговорить с тобой. Открой, или я пролезу в комнату через ванную, а если ты закроешь окно, я разобью стекло.
Такой Мэриан он еще не видел. В ее поведении, в голосе появилась твердость, но и сдержанность.
Пока у него
Она спросила:
— Где Сирил?
Ричард ей ответил:
— Он сказал, что у него прослушивание и пошел договориться с инспектором по поводу отлучки в город.
— Они позволят ему поехать?
— Не вижу причин, чтобы не позволили. Она не выказала никаких признаков удивления или смущения в связи с его присутствием. Голос у нее был кроткий и слегка грустный. Он подумал: «Она пережила сильное потрясение». Он начал размышлять о Сириле Фелтоне.
Глава двадцать вторая
Не позднее, чем через пять минут вошел констебль, чтобы доложить, что инспектор будет очень признателен, если они спустятся в гостиную на соседней половине и ответят на несколько вопросов.
Ричард оставался в комнате, пока обе девушки были в спальне Инны. Дверь была закрыта, Ричард подошел и постучался. Они тотчас же вышли. Находчивая женщина может многое успеть за пять минут. Он слышал, как плескалась вода в умывальнике, и догадывался, что это Инна энергично умывает изможденное лицо и усталые глаза. Она определенно выглядела куда более живо. Нанеся на лицо пудру и совсем немного румян — недостаточно для того, чтобы полностью избавиться от бледности, но вполне довольно, чтобы слегка ее скрыть. Темные кудри были причесаны, а помятое платье сменили юбка и свитер.
Они спустились по лестнице и прошли по коридору, где висели плащ и платок, в гостиную соседнего дома.
Чехлы с мебели были сняты, и вся сцена приобрела карикатурное сходство с одной из самых отвратительных форм чаепития. Миссис Брэнд и мисс Ремингтон сидели рядом на позолоченном диване, стоявшем у стены между окнами. Сирил, одетый для выхода в город, стоял у рояля с видом гостя, пожалевшего, что зашел и считающего минуты до того, как он сможет уйти. Пенни, в темной юбке и старом белом свитере, неподвижно сидела в маленьком золоченом креслице, держа руки на коленях и не поднимая глаз. Здесь был даже чайный столик, весьма неважной мозаичной работы, но вместо чайного подноса он был завален документами, и восседал за ним, излучая не гостеприимство, но правосудие, инспектор Крисп, коренастый, крепкий, знающий свое дело и весьма озабоченный тем, чтобы добраться до верхушки разработанной им сложной системы допроса.
Чтобы это сделать, необходимо было начать с самого низа, как он всегда поступал при расследовании каждого своего дела. Все в нем, начиная с посадки головы с жесткими темными волосами, нахмуренных бровей и заканчивая тем, как решительно он поставил ногу на слегка поблекший розовый венок на брюссельском ковре, — все в нем говорило о том, что этот человек не выносит чепухи. Молоденький констебль устроился на вертящемся табурете у рояля с ручкой и блокнотом наготове и выжидательно смотрел на него, готовый вскочить по малейшему движению ресниц патрона.