Сквозь тени прошлого
Шрифт:
— Стивен, сдавай!
***
Они молча поднялись на третий этаж и остановились перед бледно-голубой двухстворчатой дверью.
— Раньше галерея была намного меньше. Отец сделал полную перепланировку: примыкающие комнаты освободили, разрушили перегородки, увеличили высоту окон; — снимая дверь с сигнализации, рассказывал Захария. Габриэлле сразу на ум пришло множество голливудских фильмов, где богатых коллекционеров непременно обворовывали разными хитроумными способами.
— А вас никогда не пытались ограбить? — осматривая коридор, спросила она.
— Нет, у меня хорошая охрана и она меня еще никогда не подводила. Прошу! —
Натертый до идеального блеска ореховый пол, стены, украшенные искусно сотканными гобеленами, иллюстрирующими битвы, пейзажи или людей. Высокий лепной потолок, расписанный сценами из ветхого завета, и огромные витражные окна — все это производило неизгладимое впечатление и заставляло усомниться, что ты находишься в жилом доме, а не в известном музее. Но всё это было необходимым антуражем, прелюдией к поистине прекрасным и ценным жемчужинам, нашедшим здесь свое пристанище.
Габриэлла восхищенно застыла у самого входа, рассматривая раскинувшееся перед ней великолепие, и только глубокий мягкий шепот, прозвучавший над самым ухом, смог привести её в чувства.
— У вас просто возмутительное платье.
— Сегодня здесь представлены и более откровенные наряды, — иронично заявила она, сделав несколько шагов вглубь помещения.
— Да, но только ваш выглядит утонченно-целомудренным спереди и соблазнительно-распутным сзади.
— Мистер Денвер, если вы будете продолжать в том же духе, я могу ненароком решить, что вы флиртуете со мной! — не без кокетства ответила она. Как бы Габриэлла ни старалась выглядеть деловой и недоступной, она была всего лишь женщиной и ничто женское ей было не чуждо, а в особенности, внимание красивого, уверенного в себе мужчины.
— Я — эстет. Красота всегда была моей слабостью.
— Я заметила, — пытаясь охватить комнату взглядом, протянула она. Галерея не зря называлась длинной. Она занимала практически весь этаж и была со вкусом заполнена разного рода вещами.
По всему периметру с особой тщательностью были расставлены различные мебельные гарнитуры. Здесь была и вычурная мебель времен Людовика Четырнадцатого, с высокими спинками кресел, пёстрой богатой тканью и характерно изогнутыми ножками, с украшением в виде акантовых листьев на концах. И выдержанный в мрачных готических тонах кабинет, с налётом мистики и таинственности. Здесь легко можно было представить загадочного лорда Байрона, сочиняющего свои бессмертные стихи. Столовая, в которой угадывался последовательный английский консерватизм и приверженность традициям. А самое главное — везде прослеживалась невероятная скрупулёзность и внимание к мелочам. Будь то чайный сервиз на низком резном столике, инкрустированном позолотой, или бронзовая чернильница с гусиным пером на тяжелом письменном столе. Во всем чувствовалось желание полностью воссоздать обстановку и достоверно передать дух времени.
Габриэлла в который раз поразилась насколько разнообразны интересы у Захарии Денвера. Казалось, в его коллекции было всё: редкие монеты и марки, хрупкие античные вазы и китайский фарфор, книги и свитки, которые по причине своей ценности и ветхости хранились на полках под стеклом. Многообразие музыкальных инструментов, название и предназначение некоторых из них для неё оставались загадкой. Маски египетских богов и ритуальные урны, реликвии различных вероисповеданий и предметы культа.
— Вы не увлекаетесь оружием? — Габриэлла повернулась к мистеру Денверу, который на её вопрос лишь отрицательно покачал головой и продолжил рассматривать представленные в небольшой винотеке коллекционные вина.
— Значит, вы за мир во всем мире! — тихо прокомментировала его пацифизм Габриэлла.
— Я бы не стал так масштабно об этом рассуждать. — Захария подошел к ней и протянул длинный бокал из тонкого хрусталя. — Выпьете со мной?
Она приняла его и чуть пригубила золотистый напиток. Вино оказалось лёгким и сладким, с приятным ароматом и ярким ягодным послевкусием. Габриэлла сделала еще один глоток и почувствовала, как тепло волнами разбежалась по всему телу, а в голову явно ударил градус.
— Осторожней, мисс Хилл. Это вино может быть очень коварным, особенно для молодых неокрепших умов.
— Я бы не назвала ваш ум таким уж неокрепшим, — не задумываясь ответила она, но пить больше не стала, осторожно поставив бокал на откинутую крышку секретера.
— Вы язвительны, — делая еще один глоток, уверенно заключил он.
— Вы мне уже говорили об этом, а кто эта женщина? — Габриэлла указала на портрет заключенный в позолоченную раму.
— Это и есть Ровена Гленерван.
— Вы не преувеличивали, когда говорили о её редкой красоте.
С портрета на них смотрела красивая молодая женщина с бездонными серыми глазами, в которых, казалось, отражались все знания и вся печаль этого мира. Длинные густые волосы окутывали её золотым плащом, а на застывших губах блуждала рассеянная улыбка. Ровена Гленерван обладала удивительной способностью выглядеть одновременно искушенной соблазнительницей и непорочной юной девой. Редкий дар.
«Какая же печальная у вас судьба…» — раздумывала Габриэлла. Она оторвала глаза от картины и прошла дальше, вглубь галереи, но не выдержала и обернулась. Прямой взгляд запечатлённый на портретах всегда её смущал, заставляя испытывать странное ощущение чужого присутствия. Габриэлла поежилась и передернула плечами, пытаясь избавиться от неприятного чувства слежки.
Одна из стен галереи была сплошь увешана тяжелыми рамами, взявшими в плен знаменитые полотна выдающихся мастеров. Разные стили и направления в живописи перемешались в необычном сочетании. Картины импрессионистов запросто соседствовали с загадочным символизмом, а обычный портрет с замысловатой абстракцией. Это была своеобразная подача, но не лишённая оригинальности.
— Леди Годива! — Габриэлла остановилась напротив изображенной на картине женщины, восседавшей на высоком скакуне. Голова её была скромно опущена, а длинные волосы переброшены через плечо в попытке прикрыть грудь. — Как вы считаете, графиня действительно проехала по улицам города обнаженной?
— Может да, а может нет, — неопределенно ответил Захария, остановившись у неё за спиной. — Но налоги, согласно летописям в Ковентри, были снижены, а некоторые и вовсе перестали взиматься.
— Хорошо, что сейчас не одиннадцатый век и женщине, чтобы быть услышанной, не нужно раздеваться.
Захария хмыкнул на её замечание и прошел к одной из витрин с драгоценностями. Она отличалась от всех формой и размером. Он нажал кнопку на светящейся панели сбоку, и стекло бесшумно поднялось.
— Мисс Хилл, — позвал он и рассеянно махнул рукой в её сторону.