Сквозь топь и туман
Шрифт:
Лошадка тянула телегу вовсе не так скоро, как обещал Греней, но бортника это, казалось, нисколько не беспокоило. Он бубнил под нос какую-то песенку, гоняя травинку из одного угла рта в другой. Мавна снова вздохнула.
После торга совсем не осталось сил. Горло ныло от целого дня болтовни, голова налилась тяжестью, а сгущающийся сумрак нагонял тревогу. Песенка Гренея вовсе не вязалась с невесёлым настроением Мавны. Ей хотелось подстегнуть его: как-то пару раз она ездила на торг с Касеком, и сын бортника быстро правил своим ретивым конём, при этом телега у него совершенно не вихляла и не подпрыгивала на кочках.
Лошадка
– Чего это с ней? – Мавна затянула концы платка и вытянула шею, вглядываясь вперёд.
– Ума не приложу… – пробормотал бортник.
Дорога вилась бледно-серой лентой, с двух сторон подступал редкий лес, а небо в просветах между ветками казалось прозрачной ручьевой водой: разбелённое, голубовато-зелёное, высокое. И тут Мавна поняла, что солнце уже зашло.
Со стороны леса послышались зычные свистящие звуки, затрещали ветки. Мавна сжалась в комок, в ушах заухало – так колотилось сердце, что кроме его ударов ничего нельзя было разобрать.
– Да что ж… ещё ж не ночь глухая, – крякнул Греней, натягивая вожжи. – Н-но!
Лошадь испуганно заржала и понеслась быстрее, телега стала подпрыгивать, попадая колёсами в дорожные лужи. Мавна вцепилась в свой платок изо всех сил, будто именно он мог её спасти от падения и от того, что завывало в чаще.
– Сейчас проскочим, девочка, – успокаивающе бурчал Греней. – То волки, наверное. А быть может, просто ветер разбушевался.
Мавна только сдавленно хмыкнула в ответ. Слова застряли в пересохшем, горячем горле: нет, это не волки и не ветер. Как Греней вообще мог такое думать? Наверное, просто так брякнул, чтобы она не визжала и не пугала лошадь ещё сильнее. Конечно, он же не дурак и не первый год живёт на свете. Волки воют иначе. И ветер не может свистеть так надсадно и злобно, что в жилах стынет кровь. Только одни существа издают такие звуки: яростные, ледяные, пронзительные. Иногда они подбираются к околице совсем близко и завывают до рассвета, то прищёлкивая, то заливаясь свистом. Тогда и собаки и петухи замолкают, не в силах пошевелиться от ужаса, а матери шепчут над детьми защитный наговор, зная, что он вряд ли поможет.
Упыри.
Стремительная тень кинулась на дорогу со стороны перелеска, а за ней ещё три или четыре. Лошадь заржала громче. Греней ловким движением отстегнул постромки – Мавна даже не поняла, как это произошло, должно быть, бортник предусмотрел и такую возможность. Телега прокатилась пару мгновений сама, а лошадь галопом кинулась дальше по дороге.
– Под телегу! Живо!
Греней, растрёпанный, с расстёгнутым воротом, тяжело дышал и протягивал Мавне руки.
Упыри не бросились за лошадью – на что им животное, когда рядом сладко пахнет человечьей кровью? Четыре твари окружили телегу и медленно приближались, разевая зубастые пасти и издавая жуткие скрипучие звуки.
Мавна сжалась в комок. Её колотило, она не могла даже протянуть руку в ответ Гренею. Тело будто задеревенело и отказывалось слушаться.
Упыри двигались медленно, как звери, окружающие жертву. Кожистые костлявые тела выглядели отвратительно, угловатые конечности – не то лапы, не то искорёженные руки
Ближайший упырь не выдержал и прыгнул Гренею на грудь. Греней упал на дорогу, и остальные нежаки будто сорвались с цепи. Мавна закричала и скинула на упырей пустую бочку, но та отскочила от тощей спины и покатилась по дороге прочь. Упырь поднял уродливую голову: не то человечье лицо, не то собачья морда с крошечными злыми глазами и остриями зубов. Оскалившись, он собрался, чтобы броситься на Мавну, но тут его горло прошила горящая стрела. На дорожную пыль брызнула чёрная вонючая кровь, упырь упал и задёргался, захлёбываясь рыком.
Другие упыри бросились врассыпную, но один за одним падали от стрел. Последнему всадник размозжил голову ударом кистеня, и все четыре твари замерли в дорожной пыли. Мёртвые.
Мавна, тяжело дыша, всхлипнула и перегнулась через борт телеги.
– Г-греней?
Телегу окружили всадники на резвых разгорячённых конях. Мавна растерянно подняла голову: все незнакомцы были мужчинами, а о конские бока бились привязанные к сёдлам козлиные черепа.
«Чародеи», – поняла Мавна.
– Порядок, – прохрипел Греней и показался из-за телеги.
– Вам нужна помощь? – спросил один из чародеев, подавая Гренею руку. – Девушка не пострадала?
– Можно было спросить это у меня, – проговорила Мавна. – Нет. Не пострадала.
Чародей повернулся к Мавне, будто впервые по-настоящему ясно её увидел. Глаза у него были странные: без зрачков, сплошь лунно-серебристые, будто выгоревшие на солнце, и Мавна поспешила отвести взгляд.
– Почему-то её не тронули, – заметил второй чародей, помоложе. – Обычно упыри выбирают самую сладкую кровь. А тут – предпочли возницу. Странно.
– Странно, – подтвердил белоглазый.
Греней наконец-то взобрался обратно на телегу. Мавна кинулась его осматривать – нет ли ран? Одежда бортника была местами потрёпана, на рубахе виднелись распоротые дыры от когтей, на коже – ссадины, но в остальном вроде бы Греней остался цел, не считая испуга.
– Вот же ж твари, – повторял он, отряхиваясь. Короткие пальцы, испачканные в пыли и земле, дрожали, усы возмущённо топорщились. – Чуть только стемнело… Тут как тут…
– Будьте впредь осторожнее, – предупредил старший чародей таким тоном, будто отчитывал провинившихся детей. – Никаких поездок после заката. Ночуйте на постоялых дворах. Вам повезло, что мы оказались поблизости.
– Да ясное дело… Благодарю. Шкуру мою спасли. И девочкину. Возьмите вот мёда. Дорогущий нынче.
Греней суетливо потянулся к бочке, но чародей остановил его, тронув за плечо.
– Не стоит. Где ваша лошадь?
Греней закрутил головой, будто только сейчас понял, что они остались в телеге посреди дороги, ещё и в сумерках.
– Я… отпустил её.
– Зачем?
– Чтобы… отвлечь их. Думал раньше, ремни пристегну к шлее, такие, чтоб быстро отстегнуть можно было, самому на спину прыгнуть, а телегу оставить и быстрей умчаться. А тут… девчонка, как оставить одну? – Он положил руку на затылок, растерянно заморгав, и добавил уже совсем беспомощно: – Ну… хоть лошадку спас. Сглупил, признаю.