Сквозь топь и туман
Шрифт:
– П-поняла.
Илька мигнула и удовлетворённо улыбнулась:
– Вот и умница. Мало твои родители страдали, чтоб ещё из-за тебя…
Она так и не договорила. Махнула рукой: уходите, мол, и стала что-то переставлять на полках с посудой и туесками.
– Идём, – мрачно сказала Купава и потянула Мавну за рукав.
– Я не понимаю…
Мавна семенила за подругой по двору мимо калин и белых цветов сныти. На тропинку опадали лепестки. Купава стала странной: хмуро поджимала губы и будто крепко о чём-то задумалась.
– Я и сама не
– А может, не стоит? – жалобно протянула Мавна. – Чего мы так пристали к этой шкурке, в самом деле? Ну не буду я с ним гулять, если вам с Илькой он не нравится.
Купава резко остановилась посреди улицы и повернулась к подруге. Мавна чуть не налетела на неё.
– Нам с Илькой? А ты сама что думаешь?
– Что я думаю?
Мавна запыхалась и с трудом дышала.
– Тебе самой он нравится?
Мавна смогла только захлопать глазами. Купава так прямо это спросила, что ответ будто застрял в горле. А нравится ли он ей? Да и правда, что они все так носятся с этим непонятным Варде? Ну парень как парень, приставучий только. Не надо было вообще к нему выходить! Нажила проблемы на свою голову. Один раз вышла, и все переполошились.
– Н-нет. Нет, конечно. Ты же его видела.
Купава хмыкнула:
– Да уж. Смотреть там особо не на что. Но я подумала, вдруг…
– Вдруг я в него влюбилась? – к щекам Мавны прилила кровь. – Скажешь тоже!
– Ну, ты же всё нос воротишь. Никто из наших парней тебе не нравится. А тут – пришлый, загадочный, ещё шкурку эту навесил. – Купава хитро сощурилась и толкнула подругу в плечо. – Вдруг как влюбилась!
– Тише ты!
Мавна боялась, что их кто-то услышит. Правда, никого не было видно. И то хорошо.
– В общем, думай сама. – Купава стала серьёзной и вздохнула. – Не хочешь – не выходи к нему больше. Честно скажу, он мне не понравился. Странный. Ну а если тебе интересно встречаться с чужаком – попробуй, что уж. Только будь осторожна. А я что-нибудь да выясню.
Мавна молча обняла Купаву и шепнула ей на ухо:
– Спасибо. И давай не будем сегодня больше о нём. Надоело.
– До ужаса надоело! – подхватила Купава. – Аж зубы сводит.
Остаток дня Мавна провела в пекарне: выпекала пироги и месила тесто на завтра. К ужину они собрались все вместе: сосредоточенный отец, притихшая мать, хмурый Илар и задумчивая Мавна.
– Я рада, что ты сегодня выглядишь лучше, – сказала Мавна матери, разливая горячий сбитень по кружкам.
Мать кротко улыбнулась и поджала губы, будто устыдившись своей улыбки.
– Ты тоже становишься бодрее. Мы все…
Отец кашлянул в кулак, и мать замолчала. Мавна ненавидела, когда у них случались такие неловкие разговоры: вот-вот будто бы всё стало чуть легче, чуть подтаял лёд, сковавший их сердца после гибели – нет, пропажи! – Раско, как вдруг какая-то мелочь рушила это хрупкое
– Скажи нам, что на дозоре, Илар? – прокашлявшись, буркнул отец. Он промокнул густые длинные усы и уставился на Илара немигающим водянисто-голубым взглядом. – Бьём мы этих тварей? Когда они сгинут?
Илар сухо сглотнул. За последние месяцы он, как заметила Мавна, стал ещё крепче: раздался в плечах, на руках выступили жилы и мышцы. Илар коротко стриг светлые волосы, и черты его лица становились от этого резче и красивее. Только сейчас Мавна подумала, что по брату, должно быть, вздыхает половина девушек деревни. Странно, они с Купавой никогда всерьёз это не обсуждали, хотя Купава, кажется, не раз намекала, что Илар ей симпатичен… Но брат не то чтобы стремился плясать на праздниках, да и под окнами девушек не прохаживался, как любили делать другие парни. Кажется, он с большим удовольствием затачивал ножи и прилаживал наконечники стрел к отшлифованным древкам.
– Бьём, но меньше их не становится. Я тут давеча услышал… Ребята говорят всякое. Гьор, он из другой веси к нам приехал упырей стрелять и повидал разного, сказал одну вещь…
Илар сцепил руки в замок перед собой и смотрел на стол, будто размышлял, стоит говорить дальше или нет. Отец допил сбитень, шумно откашлялся и со стуком поставил пустую кружку. Мавна украдкой покосилась на мать: она сделалась бледной и внимательно слушала Илара.
– Говори, чего мнёшься, – пробурчал отец.
Илар снова сглотнул и побарабанил пальцами по столу.
– Ходят слухи, будто наша нежить учится принимать третье обличье.
Мавна вздрогнула. Мать прижала ладони к глазам, а отец подался вперёд, ближе к Илару.
Каждый ребёнок знал: нежить прошла многолетний путь, прежде чем научилась превращаться в упырей и начала питаться человеческой кровью. Сперва докучливые, но в общем-то безобидные болотники (а их в этих краях водилось больше всего) лишь тоскливо выли в топях и иногда заманивали к себе случайных путников. Затем всё чаще стали говорить об обескровленной скотине или о пьяницах, обнаруженных поутру в поле с разодранной шеей.
Мавна помнила, как пошли первые слухи о новой нежити. Ей было пять лет, и её, как и других детей, уводили по домам, когда возвращались дозорные: нечего слушать истории про то, как снова кто-то сгинул в болоте, не уснут ещё. Мать тащила их с Иларом за руки, брат упирался, выворачивал шею, а Мавна подсматривала украдкой, скосив глаза. Дозорные тогда казались ей могучими и рослыми, как дубы, и хотелось разглядывать их высокие сапоги и тугие луки за спинами. Мавну с братом уже почти увели, когда она услышала, как кто-то из дозорных сказал: «Мало им наших душ. Теперь хотят крови».