Сквозь топку

Перед тем, как мир стал с ног на голову, она заговорила

«Привет! Ты спишь?»

Томас заворочался. Его окружала непроглядная, давящая тьма — словно сам воздух сгустился и стал вязким. Распахнув глаза и оторвав голову от подушки, он сначала запаниковал: представилось, что его опять сунули в Ящик — холодный металлический куб, в котором он прибыл в Приют. Но вскоре в слабом свете из темноты обширной палаты выступили сгустки тени: двухэтажные койки, шкафы. Вокруг спали его товарищи: кто тихонько посапывал, а кто громогласно храпел.

Всё в порядке. Сюда, в эту просторную спальню, их привезла команда спасателей. Они в безопасности. Не будет больше гриверов. Не будет больше смертей. «Том!»

В голове звучит голос. Голос девушки. Её самой здесь нет. Но он слышит её, хотя и не в состоянии объяснить, как это у него получается.

Глубоко вздохнув, он опустил голову обратно на подушку. Напряжённые нервы расслибились, страх ушёл. Он ответил ей, тоже мысленно:

«Тереза? Который час?»

«Понятия не имею, — ответила она. — Не могу уснуть. Часок я, кажется, вздремнула. Может, больше. А сейчас не могу. Надеялась, что ты тоже не спишь и составишь мне компанию».

Томас постарался подавить улыбку: хотя собеседница и не могла её видеть, она могла её почувствовать, а это, как ни говори, неловко.

«А что мне теперь остаётся? Трудновато заснуть, когда кто-то болтает прямо в твоей голове».

«Ах-ах, какие мы нежные. Ну и спи себе. Подумаешь!»

«Да нет, всё нормально. — Он уставился глазами в затенённую нижнюю часть нависшей над ним койки. Сверху доносился громоподобный храп Минхо. — Почему не спишь? Что тебя мучает?»

«А сам как думаешь? — Ей удалось подпустить яду в мысленную реплику. — Перед глазами так и маячат гриверы. Эта отвратительная склизкая кожа, бесформенные туши... А руки и шипы? Бр-р. Какой уж тут сон, Том... Интересно, нам когда-нибудь удастся забыть всё это?»

Томас был уверен: эти страшные образы никогда не исчезнут; то, что произошло в Лабиринте, будет преследовать приютелей в ночных кошмарах всю оставшуюся жизнь. Наверняка большинству, если не всем, понадобится помощь психолога. А кое-кому и психолог уже не сможет помочь — тем прямая дорога в дурдом...

В памяти же самого Томаса словно калёным железом теперь выжжена одна страшная картина: умирающий в его объятиях Чак — с кинжалом в груди, истекающий кровью... Этот образ будет преследовать его всю жизнь.

Но Терезе он сказал лишь: «Забудется. Просто нужно время».

«У тебя здорово получается изрекать банальности», — откликнулась она.

«Ага». Ну разве не смешно — он таял от удовольствия, когда она подначивала его. Означал ли её сарказм, что всё повернётся к лучшему?«Вот идиот!» — сказал он самому себе и споватился — не услышала ли собеседница.

«Какого

Как раз это было Томасу понятно: единственная девочка среди оравы шенков, мальчишек-подростков, которых эти люди ещё не знали и потому не доверяли.

«Наверно, решили защитить твою девичью честь».

«А, ну да, конечно. Но, знаешь, оказаться в одиночестве после всего того, что случилось с нами... Просто отстой».

Сладкая грусть охватила его при этих словах.

«Куда они тебя засунули?» Он так остро почувствовал её печаль, что готов был вскочить и отправиться на поиски собеседницы. Но лучше этого не делать.

«По другую сторону от общей столовой, где мы ужинали вчера. Малюсенькая каморка с несколькими койками. Почему-то я уверена, что они заперли за собой дверь, когда уходили».

«Ну, говорю же — они хотят тебя защитить». И быстро добавил: «Правда, ты, по-моему, в защите не нуждаешься. Я бы поставил на тебя против полудюжины наших шенков».

«Только полудюжины?»

«Ну, ладно, против десятка. Включая меня».

Последовала долгая пауза, однако, как ни странно, Томас ощущал незримое присутствие своей собеседницы. Он её чувствовал.Почти как с Минхо: он не мог его видеть, но знал, что друг здесь, всего в нескольких футах над головой. И дело не в храпе. Когда твой друг рядом, ты просто знаешь, что он — рядом.

Несмотря на страшные воспоминания о событиях последних недель, Томас оставался удивительно спокоен и вскоре снова впал в дремоту. Но в темноте и молчании она была рядом с ним, так близко, что казалось: протяни руку — и дотронешься.

Время летело незаметно. Балансируя на грани яви и сна, он продолжал ощущать её присутствие и наслаждался им. Наслаждался мыслью, что они спасены, что они в безопасности, и теперь он и Тереза будут всегда вместе. Не жизнь, а сказка...

Блаженное забытьё. Уютная темнота. Тепло. Неясный свет. Мир уплывал, и Томаса бережно подхватили мягкие волны сна, убаюкивая, навевая тихую радость...

Он очень мал. Четыре года? Пять? Он лежит в постели, натянув одеяло по самые уши.

Рядом с кроватью, сложив руки на коленях, сидит женщина. У неё длинные тёмные волосы, на лице — первые признаки увядания. В глазах печаль. И как бы старательно она ни улыбалась, глаза её выдают.

Ему хочется что-то сказать, о чём-то спросить. Но он не может. Ведь на самом деле его здесь нет. Он только видит эту картину откуда-то издалёка. Женщина начинает говорить. Её голос звучит одновременно и нежно, и сердито, и его это беспокоит.

«Я не знаю, почему они выбрали тебя. Но вот что мне известно: ты особенный. Никогда этого не забывай. И ещё не забывай... — её голос срывается, а по щекам текут слёзы, — … никогда не забывай, как сильно я тебя люблю».

Мальчик отвечает, но только это говорит не Томас. Хотя мальчик — это тоже Томас. Ничего невозможно понять.

«Ты тоже сойдёшь с ума, как все эти люди по телевизору, мамочка? Как... папа?»

Женщина наклоняется и проводит рукой по его волосам. Женщина? Нет, не просто женщина. Это его мама. Мамочка.