Сквозь топку
Шрифт:
— Да мы уже знакомы. — Ньют с притворной церемонностью пожал руку Бренды. — Но всё равно: ещё раз спасибо за то, что не дала этому слюнтяю откинуть копыта, пока вы там культурно развлекались в городе.
По её лицу скользнула тень улыбки.
— Как же, развлекались. Особенно мне понравилась та часть программы, когда за нами гнались психи, желающие отгрызть у нас носики. — Выражение её лица резко изменилось, теперь на нём было смущение пополам с отчаянием. — Наверно, недалеко то время, когда и я окажусь в числе этих психов.
Томас не знал, что на это сказать.
—
Бренда не дала ему закончить:
— Да знаю, знаю. Вы, парни, поделитесь со мной волшебной панацеей. Знаю. — И сорвалась с места. Разговор окончен.
Томас взглянул на Ньюта. Тот пожал плечами. Потом присел на корточки и зашептал Томасу в ухо:
— Она — твоя новая подружка? Вот наябедничаю Терезе!.. — Он коротко рассмеялся, поднялся и ушёл.
Томас ещё с минуту сидел как мешком из-за угла пришибленный. Сколько всего на него свалилось. Тереза, Бренда, его друзья... Предупреждение. Вспышка. Тот факт, что им оставалось всего несколько дней на переход через горы. ПОРОК. И что ожидает их в пресловутой Мирной Гавани? И вообще — что ожидает их в будущем?
Невыносимый груз. Просто невыносимый.
Всё, хватит сушить себе мозги. Есть хочется. Ну, хоть эту проблему, единственную из всех, легко решить. Он поднялся и отправился на поиски завтрака... тьфу ты, ужина. И Котелок не подкачал.
Они отправились сразу же, как только солнце кануло за горизонт и оранжевая пустыня погрузилась в лиловые сумерки. Томасу, словно лошади, застоявшейся от безделья, не терпелось размять мышцы.
По мере приближения тёмные силуэты острых горных вершин вырастали всё выше. Предгорий, по существу, не было — бескрайняя плоская равнина внезапно вздымалась и возносилась к небу цепью отвесных склонов и суровых скал. Буро-коричневых, голых, безжизненных. Томас надеялся, что когда они подойдут к горам, какая-нибудь тропа отыщется сама собой.
Они шагали почти в полном молчании. Бренда шла рядом, но не произносила ни слова, даже с Хорхе не разговаривала. Томасу решительно не нравилась создавшаяся ситуация. Слишком всё стало сложно и запутанно между ним и Брендой. Ведь она нравилась ему, нравилась, пожалуй, больше, чем кто-либо другой, не считая Ньюта и Минхо. И Терезы, само собой.
Упала темнота, зажглись звёзды — теперь только они да луна служили им проводниками во мраке. Но когда под ногами плоская земля, а всё, что тебе надо — это идти к маячащей впереди тёмной скалистой стене — этого света вполне достаточно. В тишине слышался только хруст пыльной, каменистой почвы под подошвами ботинок.
К Томасу подкатил Ньют.
— Я тут подумал...
— О чём? — Вообще-то Томасу было всё равно, до чего додумался товарищ, он лишь обрадовался возможности с кем-то поговорить и отвлечься.
— О ПОРОКе. Знаешь, с тобой они нарушили свои собственные долбанутые правила.
— То есть?
— Они говорили: нет никаких правил. У нас столько-то дней, чтобы достичь этой хряснутой Мирной Гавани и больше никаких правил. Люди умирают налево и направо. И что? Как только что-то стрясается
— Ну, спасибо! — Томас понимал, что Ньют прав, но ему просто уже надоело ломать голову над этой загадкой.
— А потом все эти таблички в городе... Ну очень странно.
Томас взглянул на Ньюта — в темноте он едва различал лицо друга.
— Да ты, никак, завидуешь? — спросил он, пытаясь перевести всё в шутку, отгоняя от себя мысль, что таблички — это, вообще-то, штука серьёзная.
Ньют рассмеялся.
— Вот уж нет, шенк ты ненормальный. Просто уж очень хочется знать, что, собственно, происходит. Для чего в действительности затевалась вся бодяга с Испытаниями?
— Ещё бы не хочется, — кивнул Томас. Он был полностью согласен. — Та леди сказала, что только некоторые из нас достойны стать Кандидатами. И она действительно сказала, что я — лучший Кандидат, и они не хотят, чтобы я умер от чего-то, чего они не планировали. Не спрашивай, я ничего не знаю и не понимаю. Наверно, это всё как-то связано с паттернами убойной зоны...
Они минуту-другую шагали молча, потом Ньют снова заговорил:
— Наверно, не стоит себе мозги долбать. Будь что будет, а там посмотрим.
Томас чуть было не рассказал ему о мысленном визите Терезы, но сдержался — ему почему-то казалось, что этого делать не следует.
Он погрузился в молчание, и Ньют ушёл, оставив его продолжать путь в одиночестве.
Через пару часов у него состоялась другая беседа, на этот раз с Минхо. Но хотя слов было произнесено много, сказано при этом было на самом деле мало. Они всего лишь убивали время в пути, пережёвывая всё те же навязшие в зубах вопросы.
Ноги у Томаса ныли, но не очень сильно. Горы подступали всё ближе. Воздух значительно посвежел — чудесное ощущение. Бренда оставалась всё такой же молчаливой и отчуждённой.
Они продолжали свой путь.
Когда первые признаки приближающегося рассвета окрасили небо в глубокий тёмно-синий цвет, а звёзды померкли в надвигающемся свете дня, Томас, наконец, осмелился приблизиться к Бренде и заговорить. Всё равно о чём, лишь бы сломать лёд. Скалы были теперь совсем близко, стали различимы мёртвые деревья и куски отколовшейся каменистой породы. Они достигнут подножия гор как раз к тому времени, когда солнце поднимется над горизонтом, — в этом Томас был уверен.
— Привет, — сказал он Бренде. — Ноги ещё идут?
— Идут, — буркнула она, но тут же заговорила снова — наверно, попыталась сгладить грубость своего ответа. — А у тебя как? Плечо — ничего?
— Даже лучше чем. Поверить не могу. Можно сказать, вообще не болит.
— Это хорошо.
— Ага. — Он покопался в голове, пытаясь подобрать подходящие слова. — Хм-м... э... значит... Я очень сожалею о всей той ерунде, что случилась. И... обо всём, что сказал тогда... У меня в голове сплошная каша.