Сквозняки закулисья

Кузнецова Елена

– Какой же ты молодец! Колька давно просил щенка, а у меня все руки никак не доходили.

– Мне бы поесть чего-нибудь, – Павел потянул на себя дверь холодильника и тут же получил по рукам.

– Не заработал еще.

– Ты чего, Ирка? – На пороге кухне возник пудель. – Вот и Рони пришел. Мужики голодные!

– Если вы думаете, что я – сытая, то заблуждаетесь. У нас два часа до прихода Кольки – за работу. Все! Ничего готового нет.

– Вот дела! Мотай на ус, псина. Пришли к бабе, а у нее пожрать

нечего.

– Пожрать – это, пожалуйста, в ресторан.

– У меня в кармане только на горчицу и хватит.

– Твои проблемы. Я дома еду не держу.

– Слушай, ну не будь такой гадиной. Ты чего молчишь, Рони? Дай нам хотя бы крошку хлеба.

– Крошки нет. А есть… – Ирина открыла дверцу шкафа, достала большую цветастую коробку и положила рядом с бутылкой водки, – вот. Хотите? Шоколадные конфеты.

– Ну, ты даешь! Конфеты с водкой.

– А я тебе их еще не дам.

– Знаешь ли, – Павел даже побагровел, – это уже зверство. Пытают и то милосерднее. Куда пошел? – Крикнул он вслед удаляющемуся хвосту. – Рони, не бросай меня, предатель. Вот к чему ведут благородные поступки.

– Уж конечно. – Ирина поставила перед Павлом миску с картошкой. – Приобщайся к работе. Плохому танцору всегда что-то мешает.

– Можешь издеваться сколько хочешь…

– Ты картошку имеешь в виду?

– И ее тоже. – Павел сердито вонзился в основание глазка. – Должен тебе заметить, что даже самый хороший танцор имеет все шансы в одночасье стать плохим.

– Не согласна, – Ирина отработанным движением запихнула гуся в духовку. – Человеку может помешать болезнь, беда или что-то еще – все под Богом ходим, но профи всегда остается профи.

– А ты… – Павел чертыхнулся, порезав палец, – надень на профи вместо балетных обычные семейные трусы и выпусти на сцену. Он тебе попрыгает!

– И ножками подрыгает.

– Не надо пошлости, – он стащил ломтик рыбы, которую Ирина выкладывала из вакуумной упаковки на блюдо, и украдкой протянул руку за новой порцией. – Еще скажи, что плохому танцору поможет хороший хирург.

– Тут я с тобой согласна, – Ирина демонстративно отодвинула блюдо с рыбой подальше от Павла. – В данном случае требуются более радикальные меры.

– Что может быть радикальнее операции?

– Гильотина, дурак!

– Это уже не лечится, ну дай мне еще рыбы.

Ирина показала ему кулак и выставила на стол банки с маринадом. Павел вздохнул и принялся их открывать. На самом деле ему было хорошо в этой большой кухне. И гастрономическое нытье он затеял скорее для затравки настоящего разговора. Посмотрев исподтишка на жену, он понял, что она об этом тоже догадалась. Вспомнилось, что иногда тут бывало и лучше. Он шумно вздохнул.

– Помнишь?

– Лучше не начинай.

– Ладно, не буду. Расскажи про свой бизнес.

– Заладили, как попки, «бизнес».

Дело у меня, Паша, дело. Для меня – большое дело. Новую линию запускаю – мыло, шампунь и крем. Еще – два косметических салона открыла в этом году. А всего их уже пять. Подумываю прикупить торговые площади в больших магазинах, но пока не потяну. Знаешь, с тех пор, как я перестала дрыгаться на режиссерских веревочках, жизнь показала мне радостные краски и повернулась....

– Передом?

– Передом. Я узнала себе цену. И поняла, что она достаточно высокая. Там, где раньше я трусливо подстраивалась, теперь стало хватать мужества отстаивать свое мнение. Открылась любопытная закономерность, парадоксальная закономерность. Могу поделиться. – Павел охотно кивнул головой. – Когда становишься состоятельной, то многое просто так идет в руки, можно сказать, даром. Деньги перестают быть монетами. Они становятся символом. Символом отсутствия ущербности. Можно купить любую вещь, пойти в дорогой ресторан, поехать в Париж.

– Делать, что хочется?

– Да, делать что хочется. Это – свобода.

– Свобода – это хорошо. Никогда не думал, что химия бывает такой цветной.

– Не химия, бывший муженек, а фармакология.

– Насколько я понимаю, она, во-первых, состоит из химии, а во-вторых, занимается совсем другим.

– А я на обочине. Мне парфюмерия ближе.

– Вот бросила меня, и сразу дело у тебя пошло, – неловко пошутил Павел, чтобы она не заметила его разочарования.

– Как я могла бросить, если я даже поднять тебя не могла?

– А теперь смогла бы?

– Ты никак в спонсоры очередной своей нетленки меня наметил?

– А что? – Павел даже удивился, как это ему не пришло в голову? – Хорошая идея!

– Главное – рядом.

– Ирка, а ведь я… Вот дурак дураком. Мне бы… Слушай, я тут программу одну придумал. – «Ищите женщину!» Как тебе?

– А чего нас искать? Мы никуда не прячемся. Это вы в упор только бутылку замечаете. Знаешь, сколько бабья приличного ни за грош пропадает?

– Так и я про то же. Хочу рассказать… для вас… для всех.

– Паша-Паша… Ничто тебя не исправит. Не рассказывать и показывать нужно.

– А что нужно?

– Неужели разучился?

– Да ну, тебя, – он смутился, – я про искусство, а ты…

– Это твой паршивый ящик – искусство? – Она в сердцах замахнулась на телевизор. – Что ни день, то труп. Я Кольке даже мультики запретила смотреть, чтобы через каждые пять минут не объяснять для чего нужны прокладки.

– Но ведь трупы не сами появляются… – попробовал защитить телевизор Павел.

– Нет, не сами. Сами они мирно по лесопосадкам и лестничным клеткам валяются. Это вы, вы – телевизионщики – вытаскиваете их на всеобщее обозрение вместо того, чтобы прямиком в морг отправлять.