Слабая, сильная, твоя…

Розова Яна

Тем временем Дюваль обратился к Краузе на немецком. Я немецкий изучала в школе, много лет назад, да и то плохо, но вскоре услышала несколько знакомых слов, которые сложились в обрывки фраз: «отпустите ее…» и «…напишу цифры». Краузе слушал очень внимательно. Потом кивнул. Дюваль медленно для парней с пушками поднял руки ладонями наружу, потом потянулся правой во внутренний карман пиджака и достал блокнот и ручку. Быстро написал шесть цифр, от которых у меня мурашки по спине побежали, и протянул ее Краузе. Тот подошел, взял записку, посмотрел на нее, скомкал и сунул в карман. Потом показал своим головорезам на выход. Те безропотно подчинились. Дюваль

улыбнулся.

— Рано радуетесь, мсье банкир. Не все продается и не все покупается! — торжественно произнес немец. — Я велел ребятам уйти, потому что люблю делать все сам. Это доставляет мне удовольствие. Единственная поблажка, которой вы добились для своей женщины, мсье Дюваль, это то, что она умрет первой и быстро, а не так, как я планировал раньше. Поверьте мне, это очень много! Легкая смерть дорогого стоит.

Наверное, Краузе нравилось немного провоцировать жертву, играть с ней, обещая шансы, отнимая шансы, натягивая петлю, ослабляя петлю. Мне было страшно. Я только что обрела Мира, смерть сегодня вечером не входила в мои планы. Мне было страшно за Дюваля, он погибнет ни за что. В Клаусе было что-то такое неизбежное, настоящее, пахнущее болью и горем.

Как я узнала позже, Мир ждал только удобного момента, чтобы вытащить пистолет из кармана. Зная, что за ним ведется охота, и не слишком надеясь на защиту полиции, он таскал в кармане куртки небольшой револьвер. Теперь оружие могло пригодиться, это был шанс. Мир лишь боялся, что Краузе начнет стрелять, как только увидит револьвер в руках одной из своих жертв. Сейчас немец держал пистолет дулом в пол, и Мир уже нащупал рукой согретую телом сталь.

Клаусу надоело играть.

— Прощайся и с мужем, и с любовником, русская шлюха! — велел он мне, и я увидела черное пустое отверстие. Мне и раньше угрожали, и все же на этот раз страх перерос в ужас, парализовал меня, отнял способность мыслить, дышать, говорить. Я тупо смотрела в глаз смерти, ожидая короткой вспышки и за ней долгого полета в другое измерение. Отключился даже инстинкт противостояния. Может, так действовало на меня присутствие Мира.

Два выстрела прозвучали одновременно. Два человека расстались с жизнью через несколько секунд. Первым получил свою пулю Клаус Краузе. Его палец уже нажимал на курок, когда содержимое черепной коробки украсило дорогой ковер в гостиной банкира Сержа Дюваля. Вторым погиб сам Серж Дюваль, закрывший своим телом свою невесту. Он толкнул меня на диван и бросился сверху, смерть проникла в его прекрасное тело через небольшую дырочку у основания черепа. Он погиб из-за меня и ради меня, даже не поняв толком, почему так получилось. Я втянула его в смертельную воронку и погубила.

То, что Серж мертв, я поняла, почувствовав через тело Дюваля толчок пули, ее смертельный удар. Мне кажется, что я даже видела, как она вылетает из ствола и как Серж закрывает меня от нее. Он привалил меня своим весом, быстрая агония сотрясла нас обоих, и кровь, хлынувшая из его рта, кипела на моей коже. Я зарыдала и закричала еще до того, как он умер, я не хотела его смерти. Возможно, не хотела его смерти даже больше, чем не хотела смерти Мира. Это несправедливо! Он ни при чем, это я во всем виновата!

Мир ждал, что в дверь ворвутся ребята Краузе, но их все не было. Потом стало понятно: подъехала полиция. В залитой кровью комнате появились полицейские.

Мир вытащил меня из-под тела Дюваля. Я не могла оставить Сержа одного. Мне все казалось, что он начал дышать, дышит, вздрагивают веки, вот-вот, сейчас!

Я гладила его по голове, звала, теребила, проклятые слезы заливали глаза и мешали искать признаки жизни, рыдания не давали объяснить Миру и всем остальным, что Серж сейчас оживет, он задышит. Господи, где же «Скорая»! Его надо спасти!

— Ленка, не надо, пойдем, — неожиданно четким, громким и спокойным голосом сказал Мир. — Он умер. Пойдем.

Я вытерла лицо рукавом блузки. Они еще текли, и щипало глаза и щеки, дышать было почти невозможно. Мир отцепил меня от тела Дюваля. Полицейские перевернули его лицом вверх. Серж смотрел открытыми мертвыми, пустыми глазами в потолок.

— Прости меня. — Я пыталась докричаться до убитого. — Прости меня, я люблю тебя! Я тебе не говорила, ты не знаешь ничего! Я люблю тебя!

Это заклинание мне всегда помогало! Я верила, что если сказать так, то Серж будет жить. В эти три слова я вложила все: надежду, боль, свою вину… Но магическая формула не действовала! Позже я поняла, почему — неправда не обладает волшебной силой.

— Идем, Ленка! — Мир уводил меня железной рукой. Он был прав, надо идти, надо двигаться. Мертвые не двигаются, а живые должны.

Глава 49

В третий раз я возвращались из Парижа, пронося смерть через таможню. В первый раз это было тело Альбины, убитой пулей, которая была записана на мой счет. Во второй раз я везла с собой свидетельство о смерти Владимира Шахова, моего мужа, покончившего с собой в клинике доктора Мортона. Сегодня на пальце у меня было кольцо со звездой с ночного неба, которое мне подарил Серж Дюваль, небольшой портрет бывшего жениха и мертвое пространство в душе.

Мир был рядом, непривычно рыжий, немного потерянный, что было еще более странным, чем цвет его волос. Еще вчера и целую неделю до этого он давал последние показания в суде против Жана Этьена. Суд длился всего несколько дней, и никакие адвокаты не смогли защитить мафиози от пожизненного заключения в тюрьме. Конечно, показания моего воскресшего мужа были лишь малой каплей в чаше правосудия, но таких капель собралось много, очень много. К тому же он потерял авторитет внутри банды. Время Этьена прошло. Его не захотели поддерживать свои подельники, недовольные его неразборчивостью в средствах, жадностью и злопамятством. Недовольство внутри банды нарастало, одним из самых непримиримых противников Этьена оказался его первый помощник — Клаус Краузе. Если бы Мир не застрелил его, Краузе скорее всего тихо убрал бы своего шефа и операция полиции сорвалась. Теперь же не только мафиозная верхушка оказалась за решеткой, но и все каналы распространения были пресечены. Сотни наркодилеров распрощались со свободой, тысячи мелких распространителей давали показания не только в полицейских отделениях Парижа, но и по всей Франции.

Все прошло чудесно, все были довольны, только как-то никто не заметил, что смелый русский парень, оказавший неоценимые услуги французской полиции, потерял все, что имел. Его гордость, дело всей его жизни, то, чем он дышал последние семь лет, — все это было разрушено, продано по частям, превращено в цифры, запрятано на разные счета в разные банки.

Деньги никогда не были целью Мира. По правде говоря, он и не знал, что с ними делать, если не вкладывать в развитие дела. Дело — вот самоцель, вот причина и повод. Что теперь? Что будет делать теперь Мир Шахов, мальчик из приюта, добившийся немыслимых высот и потерявший все?