Слабо не влюбиться?
Шрифт:
Тёмкин живот очень твердый. А еще горячий и гладкий. Только тонкая волосяная дорожка прямой линией тянется от пупка и ныряет в брюки.
Шок, смятение, стыд.
Эмоции смешиваются воедино и удушающим жаром приливают к щекам. Поверит не могу! Я щупаю Соколова там… Ну, то есть не совсем ТАМ, но в непосредственной близости. Еще немного – и контент сменит возрастное ограничение на восемнадцать плюс.
– Ух ты! – только и могу выдохнуть я, наконец опуская ладонь на столешницу. – Татушка огонь!
Пальцы
– Я и сам кайфую, – признается парень, опуская футболку и вновь опускаясь на небольшой диванчик.
– А почему набил именно на животе? – любопытствую я, пряча дрожащие руки под стол. Подальше от его глаз. – Не самое тривиальное место.
– Не знаю, – Соколов жмет плечами и небрежно взлохмачивает челку. – Дернуло что-то. Да и предки не сразу запалят. Под шмотками ведь незаметно.
Представляю лица дяди Макара и тети Алины, когда они увидят очередной элемент Тёмкиного подросткового бунта. Они от нострила* только-только отошли, а сын им уже новый «сюрприз» приготовил. Что поделать, Соколов обожает эксперименты с внешностью, и никакими разумными доводами его не остановить.
– Родители тебя прибьют, – со смехом выдаю я. – Доиграешься.
– Поворчат да забудут. Обычное дело, – он скашивает глаза на экран, расположенный над зоной выдачи, и лениво поднимается на ноги. – Заказ готов, малая. Сейчас будем пировать.
* Нострил – прокол крыла носа.
Глава 17
– Нет, все-таки клево, что у тебя есть татуха! Теперь я тоже хочу, – откусив картофель фри, говорю я. – Это больно?
– Терпимо, – жмет плечами друг. – А что бы ты набила?
– Может, бабочку. Или птичку. Или вообще какую-нибудь жизнеутверждающую фразу, – принимаюсь фантазировать я.
– Только не одну из заезженных слезливых цитат из ВКонтакте, – хмыкает он.
Я, как человек, регулярно делающий репосты этих самых цитат на свою стену, возмущенно вопрошаю:
– Это еще почему? Ты имеешь что-то против мудрости из соцсетей?
– Нет. Просто некоторые девушки постят так много депрессивного дерьма про любовь, что уже даже я начинаю скучать по их бывшим, – иронично замечает Тёма.
М-да. Посты про чувства – это отдельная тема. Помнится, во времена влюбленности в Коленьку я очень увлекалась такими вещами. Сейчас тоже увлекаюсь, но менее рьяно. Да и вообще с недавних пор цитаты, которые действительно откликаются в сердце, так или иначе связаны с Соколовым. Стоит мне прочитать что-то меткое и цепляющее за живое, как в сознании тотчас вспыхивает его лицо. Красивое и смеющееся.
– Ты так говоришь, потому что никогда не любил, – отвечаю я, доставая из обертки чикенбургер. – Когда душа переполнена чувствами, о
– С чего ты взяла? – Артём впивается в меня насмешливым взглядом.
Вопросительно вскидываю брови, и друг поясняет:
– Ну, что я никогда не любил?
Потрясенно замираю с распахнутым для укуса ртом. Чикенбургер находится в десятке сантиметров от моего лица, но есть мне как-то резко расхотелось.
– Ну… Я… Мне кажется, что уж о таком ты бы мне непременно рассказал, – наконец нахожусь с ответом. – Мы ведь лучшие друзья как-никак.
Вылупляюсь на Тёму в ожидании его реакции, а в памяти тотчас всплывает недавний разговор с Леркой. Она ведь говорила, что у Соколова какие-то шуры-муры с Леной Стрельцовой. Уж не в нее ли он часом влюблен?!
– Да, конечно, – друг невозмутимо трясет золотыми кудрями. – Рассказал бы.
Фух, ложная тревога.
Или все-таки нет..?
– Слушай, Тём, а ты с Леной Стрельцовой общаешься? – поддаюсь острому порыву любопытства.
– Да, бывает, – как ни в чем не бывало отзывается он, макая картофель в сырный соус.
Нет, по-моему, Соколов не уловил истинной сути моего вопроса.
– А вы… Просто друзья? Или между вами нечто большее? – плюнув на тактичность, дожимаю я.
Артём медленно поднимает на меня глаза. Смотрит внимательно и при этом улыбается. Задумчиво так, загадочно.
– Среди девчонок у меня только один друг, Вась. Это ты.
Угу. И как это понимать? Мне кажется, или Артём увиливает от ответа? Про Стрельцову-то опять ни слова не сказал.
– Приятно слышать, но все же, – не унимаюсь я. – Тебе нравится Лена?
– Да мне много кто нравится, – плечи друга снова дергаются в неопределенном жесте. – Как и тебе, наверное. У нас ведь возраст такой. Половое созревание, все дела.
Нет, он издевается! Я уже сто раз открытым текстом спросила про Лену, а он вновь мыслью по древу растекается. Причем тут половое созревание, ё-моё?
– Так у вас со Стрельцовой что-то было? Или нет?
Не хочет признаваться? Да я его измором возьму!
– Что-то – это что? – паясничает Соколов.
– А то ты не знаешь!
– Я – нет. А вот ты, походу, осведомлена о моей личной жизни больше моего, – в его голосе слышится насмешка.
Блин, ну как так получилось, что загнанной в угол оказалась я, а не он?!
– Просто слухи всякие ходят… – пытаюсь оправдаться.
– Да? И какие же?
– Ну, что вы с Леной якобы… Это… Того… Ну ты понял...
Я хоть и не вижу себя со стороны, но предполагаю, что выгляжу в высшей степени жалко. Язык заплетается, голос дрожит, глаза туда-сюда, как у бывалого наркомана, бегают. Да что со мной в самом деле? Чего так разволновалась? Подумаешь! Ну, допустим, спит он с Леной, мне-то какая печаль?