Слабо в меня влюбиться?

Лари Яна

– Не могу знать.

– А по башке тебе не дать?

Во! В правильном направлении мыслит мужик. Негоже пацану вестись на прихоти кого попало. Ей-богу, как телок на поводу.

Но всё же, чувствуя немалую вину за содеянное, я наступаю на горло своему эгоизму, и выбираю вступиться:

– Разрешите обратиться, товарищ майор? – выдаю уверенно, пусть на деле сгораю от трепета. – Святослав здесь ни при чём. Это я его туда затянула.

Переключив свой взор, мужчина добреет в лице. Изучает меня, как папку с нераскрытым делом, щурится.

–

Учись, болван! – заводит он ладонь за голову сына, поправляя съехавшую шапку. – У Агаты мужества побольше будет. Молодец, деваха! Только одного не пойму, на кой космы марганцовкой покрасила? Болеешь чем?

Будучи растерянной, я всерьёз размышляю над его вопросом. 

– Это Лера, пап, – тихо поясняет Аристов.

Майор осекается, а я инстинктивно вжимаю голову в плечи, на краткий миг пожалев, что не являюсь Куницыной.

– Так даже лучше! – радостно притоптывает мужчина. С потолка белесой пылью осыпается штукатурка. – Я давно говорил, что из разукрашенной матрёшки путной бабы не выйдет. А эта вроде с характером, пусть и на сигнальную шашку похожа.

– Лера мой друг… – на пару тонов понижается голос моего подельника.

Эх, Свят. Лучше б ты характером в папашку пошёл.

– Знаю я вашу дружбу, сначала ангелочков сносите, а потом внучков приносите.

Исключая абсурдность, я могла бы с уверенностью предположить, что нашла далёкого потомка прабабушки Лидии. Они определённо чем-то схожи.

– Ладно, молодёжь, отбой, – тоном отпускает нас майор. Было такое чувство, что за горло держал. – Завтра со всем разберёмся.

– Так ты нас не отпустишь? – возмущённо подпрыгивает Свят.

– Почему же? – Теплеет отцовский взгляд. – Чешите, коль хочется. Хоть домой, хоть в баню.

Чувствуя себя прощённым ребёнком, я радостно подрываюсь со скамьи, но тут же морщусь от боли в колене и опускаюсь обратно. Провальная попытка не обходит внимание Свята.

Он растерянно хлопает глазами, глядя на отца снизу вверх.

– Тут такое дело, бать, у Леры нога…

– А у меня рога, но я ведь не жалуюсь.

Мужчина продолжает хохмить, но уже с налётом лёгкой досады. То ли шутка вовсе не шутка, то ли беспомощность сынка его подзадолбала.

– Она ходить не может, – настаивает Свят. – Что нам делать?

– Мамаше бронь к трусам приделать! – выдаёт майор, артистично разведя руками. – Мне что теперь, патруль со смены просить, чтобы тебя, колобка, на окошко доставить? Ты мужик или девка? Решай свои проблемы сам.

И всё-таки второе…

После секундной заминки Аристов берёт меня на руки и выходит из камеры. В глазах майора незамедлительно вспыхивает гордость за сына. Но не успеваем мы пройти и половины коридора, как нас окрикивает молодой сержант:

– Стойте! А что насчёт арбуза?!

Вот же прицепился! 

Пристально смотрю на Свята, молчаливо подстёгивая его ускорить шаг. Негодование дежурного блекнет под грубым возражением Аристова старшего.

Их диалог

постепенно уходит на второй план:

– Но товарищ майор, у меня висяк…

– Сочувствую, Мишка. Дело паршивое.

– И как тогда мне быть?

– Хрен приделать и не ныть! – вбрасываю напоследок, и Свят ударяется в бегство.

Мы покидаем отдел под голосистую похвалу майора. Жаль позднее время подсказывает, что дома нас ждёт куда более жёсткий приём.

Фиктивный парень

Ян

— Ох, неужели! Явилась Чума бубонная, — доносится ворчливый ответ на мой стук из-за двери квартиры Бойко. — Ну держись, сейчас я тебе покажу, как ночами шастать…

Я благоразумно отступаю на расстояние вытянутой трости и бросаю беглый взгляд на наручные часы. Не так уж и поздно, чтобы спускать меня с лестницы.

До полуночи ещё целых полтора часа!

Но старики безобидны и в то же время опасны, как легион чертей. Бодаться с Лидией Ивановной — ещё то испытание, состоящее из чёткого осознания того, что адская бабка по-любому уложит меня на лопатки. Уложит, натыкав мордой в лужу, как паршивого котёнка, ведь в её арсенале ядерная смесь из почти векового жизненного опыта и изощрённость, способная вогнать в экстаз святую инквизицию.

— А это ты, ирод, — разочарованно, к моему невольному облегчению, вздыхает старушка. — Чего надо?

— Мы с Лерой поссорились. Мириться пришёл.

— Кто ж мириться ходит с пустыми руками, балбес? — скрипуче усмехается Лидия. — Неудивительно, что она тебя на тормоза этого белобрысого променяла. А я Лерке говорила, что идти с тобой на свидание гиблое дело. То-то она злющая как чёрт вернулась.

— На какое свидание? — переспрашиваю заторможено.

Представить страшно, на что ещё способна больная фантазия Бойко.

— Ну танцы-шманцы эти ваши вчерашние. — Пренебрежительно закатывает глаза седая бестия. — Как сердцем чуяла, отпускать не хотела. А она заладила: «Мы с Яном встречаемся! Люблю не могу!». Что, завяли ваши помидоры, всё?

Меня пришпиливает к месту, как мотылька булавкой.

В смысле — любит? Кто — Лера?!

Она ж после того поцелуя смотрела так, как будто я минимум церковь поджёг.

Умом понимаю, а в груди раскручиваются какие-то адовы лопасти — лёгкие в фарш перемалывают! Дышать не могу.

Таращусь на бабку дезориентированный и обалдевший. Что седая там ещё говорила — на танцы Лера собиралась со мной? А я когда узнать был должен?!

Неужели, как ширму, чтобы к Аристову выпорхнуть использовала?

Вот же с-с… стерлядь!

А я — дибил. Повёлся блин, олень северный. Чуть инсульт не хватил.

— Поссорились мы, — повторяю, а голос как наждачка звучит, будто неродной. — Я зайду? Дождаться хочу…

Придушу козу крашенную.

— Ну заходи, вместе подождём, — кряхтит как-то подозрительно ехидно Лидия, распахивая настежь дверь.