Слабое место жесткого диска
Шрифт:
Лина разделась и вместе с сумкой прошла в комнату.
– Вы не смотрите программу «Время»? – спросила она.
– Вообще-то я к ней равнодушен. Но для вас могу включить, – и щелкнул пультом телевизора.
– Спасибо, – сказала Лина.
– Так что же за дело у вас ко мне? – опускаясь на диван напротив гостьи, спросил я.
– Вы еще не разгадали тайну убийства экстрасенса Нижегородцева и архиепископа Гермогена?
– Нет еще. Но очень близок к разгадке.
– Возможно. Тогда вам проще будет исполнить мой параллельный заказ на расследование.
– Расследование чего?
– Еще одного убийства.
– Кого же на сей раз?
– Частного детектива Валерия Мареева. Оно произойдет сегодня в период с двадцати одного до двадцати одного сорока пяти, – холодным безразличным тоном заявила Лина.
– В таком случае я уже
Лина вскинула на меня свои меланхоличные серые глаза.
– Убийца, – я сделал паузу, – вернее, неудачливый убийца, сидит сейчас передо мной. В хозяйственной сумке, которую он принес с собой, находится топор, которым он, или в данном случае она, будет пытаться отрубить несчастному детективу голову. Я в чем-то не прав? Вы случайно не захватили с собой вашу любимую книгу «Три мушкетера»? Вы же знаете, что у Дюма Бэкингема убили ножом, Констанцию Бонасье – ядом, а миледи отрубили голову. Вы нанесли Нижегородцеву удар в бок так же, как Фельтон убил несчастного влюбленного герцога. Владыку Гермогена вы отравили в епархиальном управлении. Почти в монастыре кармелиток, где отравили несчастную Констанцию. Вы и тут постарались следовать фабульности, заставив его выпить какой-то отвар. Мне же остается топор, не так ли?.. И именно в девять часов вечера, когда идет программа «Время». Ведь для преступления важно время, когда оно происходит?
Неожиданно глаза Лины начали расширяться. Мне вдруг почудилось, что они приближаются ко мне все ближе и ближе, словно обволакивая меня холодной волной. Я растворяюсь в них и чувствую, что не могу двинуться с места. Я пришпилен к своему дивану.
Как только меня обуяли эти чувства, в дверь раздался звонок.
– Сидеть, – тихо, но отчетливо проговорила Лина, продолжая гипнотизировать меня.
Однако на каком-то последнем усилии воли я мотнул головой, восстановив на мгновение прежнее состояние. Этого было достаточно, чтобы, отвернувшись от глаз Лины, броситься в прихожую и открыть дверь.
На пороге стояли Лариса Крикунова и Дима Шалин. Я спиной ощущал, что Лина изменила своей флегматично-равнодушной натуре и также бросилась вслед за мной. Однако, как только Лина увидела Шалина, она почему-то обмякла и ослабла. Падая в обморок, она успела сказать:
– Дима, я это делала ради тебя…
– Да, ради него, – сказал я Ларисе, когда мы спустя месяц сидели у меня на кухне. – По крайней мере, это ей казалось. Иногда в человеке скрывается нечто такое, что об этом может не подозревать даже тот, кто знает его очень давно. Просто многое оказывается неожиданным оттого, что люди не думают о других. Им просто некогда это делать. Но в некоторых случаях все-таки за подобную близорукость платят. Порой совершенно невинные люди.
– Расскажи мне, как она дошла до всего этого.
– Суммируя все в одной фразе, можно сказать, что жил-был себе спокойненько человек, и вдруг сошел с ума. Невзрачная, некрасивая девочка, одаренная некими экстрасенсорными способностями, переданными ей по наследству от бабушки, у которой она и воспитывалась. В старину таких называли ведьмами. И вот она влюбляется в молодого человека, который ее, к ее сожалению, не любит. К тому же отягощен массой болезней, физически не позволяющих ему быть полноценным мужчиной.
– Но зачем убивать людей, причем таких разных, как Аркадий, владыка Гермоген и ты? Они же абсолютно не виноваты в проблемах Шалина!
– Я консультировался с психиатрами. Они утверждают, что это своего рода жертвоприношение, ритуальное действие. Ты же помнишь, что она писала везде: «Месть за невинное дитя». Шалин для нее был дитем неразумным, которого, с одной стороны, надо было избавить от множества проблем, а с другой – наставить на путь истинный, то есть привязать к себе. Обычными наговорами и завязыванием узелков результат достигнут не был, и тогда возникает идея о жертвоприношении. Почему именно она, этого я объяснить не могу. Почему были выбраны именно такие жертвы – тоже сказать сложно. Может быть, потому что Нижегородцев олицетворял мистику, Гермоген – религию, а я – правосудие? Ни одна из вышеназванных категорий в представлении Кобелевой не помогала ей. Словом, если разбираться во всем досконально, нужно или вызывать какого-нибудь совершенно законченного фрейдиста и после выяснения отправляться вместе с ним в больницу соответствующего профиля, или принять все как есть. Если это
– Но как ты додумался до того, что это она?
– Для любых маньяков характерен идефикс, какие-то неожиданные для обычного человека привязанности. У Кобелевой это были книга Дюма «Три мушкетера» и программа «Время». Как известно, в книге было три смерти: герцога Бэкингема зарезали, любовницу д'Артаньяна Констанцию отравили, Миледи отрубили голову. Кобелева действовала почти по книге, по крайней мере, старалась соблюсти форму. И совершала свои преступления в определенное время – в период с девяти до десяти часов вечера.
Я достал очередной, уже, видимо, десятый по счету за время нашей беседы «Соверен», и продолжил:
– Действие началось тогда, когда средства массовой информации получили сообщение о начале деятельности таинственного общества «Люцифер». В редакцию это сообщение доставляет какой-то молодой человек. Скорее всего просто с улицы. Его, первого попавшегося, попросила об этом Кобелева. Далее двое неравнодушных людей, эксперты информационного центра Полина Каменец и Борис Нырялов решают обратиться за помощью к частному детективу, то есть ко мне. Они обсуждают все это в присутствии нашей ведьмы, которая сообщает мне в этот же день о готовящихся событиях. Далее ее племянник, десятилетний мальчик, доставляет такое же послание жертве, Аркадию Нижегородцеву. В этот же день она звонит Нижегородцеву и договаривается о встрече с ним вечером. Я в это время был в его квартире и разговаривал с ним, но тогда не придал этому звонку должного значения. Затем происходит несколько непонятное с точки зрения ритуала действие по осквернению двери квартиры священника Зубова. Но это, скорее всего, было сделано для того, чтобы подозрение во всем этом пало на тебя. Надпись на французском, с одной стороны, может означать родной язык любимого писателя убийцы, а с другой – то, что она хотела подставить тебя – ты ведь хорошо его знаешь. Женщины, а особенно ведьмы, очень ревнивые существа… Но к твоей персоне я еще вернусь… Затем меня предупреждают о второй готовящейся смерти, и меня как сыщика, и саму жертву, по почте. Чтобы осуществить убийство православного иерарха, Кобелева знакомится с ним под видом знатока лекарственных трав. Она использует тот факт, что архиерей проводил свои личные встречи с глазу на глаз, и мало кто в епархиальном управлении знал, с кем он встречается. И, наконец, пытаются устранить и меня. Предупреждают также по всей форме – муляж на машину и такое же послание домой. Принес его мальчик, который показался тебе знакомым – возможно, ты его видела раз или два в обществе Кобелевой… Она, скорее всего, осуществила бы свое намерение, если бы я к тому времени не знал, кто виноват во всех этих трагических событиях…
– Мне непонятно еще несколько вещей. Зачем нужно было использовать этот жуткий электрический крест? Нельзя разве было обойтись чем-нибудь попроще?
– Проще или сложнее – этого вопроса для маньяков не существует. Почему пришла в голову идея об электрическом кресте, пока никто не знает. А может быть, никто и не узнает. Кобелева отказывается отвечать на вопросы следствия, и, скорее всего, ее признают невменяемой и поместят в психиатрическую больницу до конца жизни. Психиатры, с которыми я говорил, утверждали: есть что-то в том, что экстрасенса убили с помощью креста, а владыку отравили ядом, типичным оружием ведьм. Меня же, как обычного человека, намеревались убить обычным топором. Но это лишь предположения. Думается, она сама решила, что должно быть именно так, и никак иначе. Почему именно так – никто не знает… Психика человека – вещь сложная и, видимо, непостижимая до конца.
– Ну, а гробики на твоих «Жигулях»?
– То же самое. Все должно быть сделано именно так, а не иначе. Если ритуальное действие не выполнено, остальное теряет смысл, исчезает ощущение магии. А именно она, по мнению Кобелевой, могла помочь решить ее проблемы.
– Но есть же какой-то рациональный момент в ее действиях?
– Как ни странно, есть. Этими дьявольскими фенечками она старательно хотела подчеркнуть, что во всем происходящем виноваты какие-то силы, какое-то тайное общество, отводя подозрение от себя. Потом, зачем осквернять дверь священника Петра Зубова? Затем, чтобы подозрение пало именно на тебя, как в убийстве Нижегородцева, так и в этом случае. Она же знала о характере твоих отношений и с Нижегородцевым, и с Зубовым. Ты же у нас почти монахиня… И каждому любовнику рассказываешь о своих старых победах…