Слабое сердце

Иствуд Натали

— Ничему я не внимала! — возмутилась Дебра. — Я… мы просто разговаривали. К вашему сведению, я ее ни о чем не расспрашивала. А вам, — она с вызовом повернулась к нему, — нечего было подслушивать!

На миг ей показалось, что она хватанула через край. Энтони выпрямился, его глаза полыхнули гневом, рот сжался в упрямую линию. Дебра внутренне съежилась и стиснула подлокотники так, что от напряжения побелели суставы, но внезапно Энтони залился смехом.

— Браво! Ну кто бы мог подумать, что под этим кротким обличьем

прячется огонь? Дебра, один — ноль в твою пользу!

У Дебры повлажнели пальцы, и она в изнеможении откинулась на спинку кресла. Нет, такие поединки ей не по силам! Дебра потянулась за чашкой с чаем — хоть чуть-чуть подкрепиться, но напряжение отразилось у нее на лице.

— С тобой все в порядке? — с тревогой спросил Энтони, заметив темные круги у нее под глазами. — Ты вдруг вся… побелела. Черт, да что я такого сказал? Чего ты испугалась?

— Со мной все в порядке, — заверила его Дебра, но получилось не слишком убедительно. — И, как вы сами заметили, я уже большая девочка, так что ничего не боюсь.

— Что-то не похоже… — Энтони нахмурился. — Дебра, я серьезно. Иногда ты вдруг становишься такой… Даже не знаю, как сказать… такой хрупкой. Ну просто как хрустальная ваза.

Дебра поставила чашку на столик.

— Извините, если я…

— Дебра, хватит извиняться каждый раз, когда я что-нибудь ляпну! — Он вскочил, подошел к каминной полке и положил на нее сжатые кулаки. — Одно из двух. Либо ты очень наивна, либо очень умна. Никак не пойму!

— Вот как?! — Ничего другого Дебра не нашлась сказать, но Энтони ее не слушал.

— Нет, это выше моего понимания! — продолжал он, словно размышляя вслух. — Уж не знаю, насколько ты невинна в плане секса, но в любом случае, — тут брови его слегка сдвинулись, — ведь невинность определяется не только физиологией. — Скорее это состояние души. — Он сокрушенно покачал головой. — Первый раз в жизни вижу такую женщину!

Дебра опустила глаза. Ну что она могла ему ответить? Столь откровенное признание привело ее в смятение. Но меньше всего ей хотелось, чтобы он что-нибудь заподозрил, и, скинув ноги с пуфика, она сказала:

— Пожалуй, я пойду к себе, если вы не возражаете. Мне бы хотелось принять душ перед ужином, и у меня есть кое-какие дела…

— Подожди! — Энтони повернулся к ней, схватил за руку и смотрел на нее одновременно с интересом и мольбой. — Будет лучше, если ты узнаешь все от меня, а не соберешь по крохам от миссис Уинсли… — Он помолчал. — Ты поняла, на что она намекала?

Дебра затрясла головой.

— Уверяю вас, меня это не касается… — начала было она, но он оборвал ее.

— Позволь мне судить об этом. — Он мрачно усмехнулся. — Кстати сказать, неужели тебе совсем неинтересно, кто пытался тебя соблазнить.

Дебра потупилась и спросила:

— Значит, ваша мать была цыганка?

— Да, цыганка.

— Она умерла?

— Умерла. —

Он помолчал. — На болоте. Говорят, от переохлаждения. Она тогда сбежала от моего отца.

Несмотря на его ровный, бесстрастный тон, Дебра почувствовала, что он кипит от гнева. В голове заметались вопросы, но она понимала, что не имеет права задавать их. На ум приходили пустые слова сочувствия, но она не произнесла их вслух. Ведь он рассказал ей об этом совсем не потому, что нуждается в ее сочувствии. Дебра украдкой покосилась на Энтони.

— Теперь понимаешь, почему я так разозлился, когда узнал, что ты ушла бродить по болотам? — тихо спросил он и стиснул ее запястье. — Хотя у нас с тобой совсем другие отношения… Знаешь, а ведь моя мать не захотела выйти замуж за отца.

Дебра удивленно вскинула брови.

— Как это? Но ведь вы сами говорили, что она жила здесь…

— Жила. Но не по своей воле, поверь мне. Когда ее отец узнал, что она ждет ребенка, он выставил ее из дому. Куда ей было деваться? Вот она и обратилась за помощью к моему отцу… Он снял домик в рыбацком поселке, и она жила там, пока я не родился. Пока была жива Анна, отец содержал нас, ну а потом перевез в Кингз-Милл.

— Понятно. — Дебра задумчиво прикусила нижнюю губу. — А что было потом, когда она умерла?

Энтони нахмурился.

— Потом большую часть времени я проводил по разным пансионам и интернатам, а дома бывал только по праздникам и на каникулах. А когда мне исполнилось восемнадцать, отец и вовсе спровадил меня в Испанию. Но это я тебе уже рассказывал.

— А Генри?

Он вдруг заметил, что сжимает ей руку, ослабил пальцы, и она выдернула ее и принялась растирать онемевшее запястье.

— Генри? — Он вздохнул. — Представь, а ведь мы с Генри были очень близки. Не в пример распрям, бытующим между единокровными братьями в мыльных сериалах, у нас с ним были превосходные отношения. А когда меня отправили в Испанию, он переживал не меньше, чем я.

— А он был намного старше? — робко вставила Дебра.

— На пять лет. Но в чем-то я всегда ощущал себя взрослее. Видно, дело в моих цыганских корнях. Хотя у меня в крови много чего намешано: на четверть я испанец, на четверть кельт и наполовину цыган. Ничего себе гремучая смесь? Многовато для младенца!

Дебра почувствовала, как щеки заливает румянец. Казалось, Энтони читает ее мысли, весьма опасные мысли…

— Ну я пойду к себе? — полуспросила она, заметив, что в его взгляде сквозит раздражение.

— Дебра, и это все, что ты можешь мне сказать? Значит, я рассказывал зря? — Рот сжался в упрямую, жесткую линию. — Интересно, что бы ты сказала по поводу моей родословной, если бы думала, что можешь от меня забеременеть?

— Странный вопрос! — прерывисто дыша, пробормотала она. — Это… это маловероятно. То есть…