Слабое звено
Шрифт:
— Андрюс, почему ты мне об этом не сказал?
— Потому что таких прецедентов в коммерческом космоплавании еще не было, — развел он руками, — Опасность есть, но колебания не настолько критические, чтобы просто взять и дать полноценную брешь в сдерживающем поле.
— Есть одна очень важная причина, по которой прецедентов до сих пор не было, — Радэк присел обратно на свой стул, выдержав паузу для драматического эффекта, — До сих пор в отрасли коммерческого космоплавания не встречалось таких дураков, которые игнорируют предупреждения управляющего интеллекта из-за того, что им интересно, что будет дальше.
— Я просто хочу как можно меньше времени провести в дрейфе, — устало произнес Ковальски и бросил неуверенный
— Ну, если вы ставите вопрос таким образом… — протянул Радэк и тоже принялся разглядывать диаграмму, словно та таила в себе зашифрованный ответ на все вопросы, — Я бы сказал, что во благо моего выживания силовая установка сможет потерпеть еще пару дней.
— Спасибо. Это мы и хотели услышать.
— Почему вы не зададите все эти вопросы более компетентному человеку? Почему не спросите к примеру Эмиля?
— До господина Эмиля очередь тоже дойдет. Мы решили провести опрос всех техников, знакомых с устройством реакционных камер, чтобы взвесить их суммарное мнение и окончательно определиться со сроками. Всех сразу, как вы понимаете, опросить не получается.
— Спасибо хоть на том, — едко ответил Радэк, осторожно отступая к выходу и опасаясь обстрела новой очередью неожиданных вопросов, — А то могли бы еще поинтересоваться мнением у гидропонных грядок.
— Надеюсь, до этого не дойдет.
— А я надеюсь, что вы понимаете, что у людей есть свой предел сговорчивости, — напоследок сказал Радэк, открывая дверь, — Мультисостав остановится не тогда, когда решите вы, а тогда, когда решит человек, наименее желающий взрывать двигатели своего корабля.
— Наиболее слабонервный, вы хотели сказать?
— Нет, я хотел сказать, наиболее благоразумный.
— И вы себя к таким относите?
— Это не важно, — бросил он на прощание, когда закрывающаяся дверь уже обрубала их разговор, — Я всего лишь инженер космических энерг…
Этот разговор продолжал крутиться у Радэка в голове, когда он стоял в машинном отделении и глядел в черноту экрана терминала. Нажав на кнопку, экран вспыхнул белой диаграммой с прямой линией, разделенной пополам резким изломом посередине.
«Гаялы» были слишком похожи друг на друга. При схожих нагрузках они даже ломались почти одновременно. Радэк обводил завороженным взглядом сломанную линию, словно врач, разглядывающий плохую кардиограмму, и пытался понять, чем может обернуться это заболевание, если немного затянуть с лечением. В лучшем случае они через два дня отключат двигатели и проведут техобслуживание силовой установки. В худшем случае один из четырех буксиров схватит небольшой сердечный приступ, и одна из восьми двигательных реакционных камер взорвется, прихватив с собой на тот свет спаренную камеру, тем самым полностью разрушив одну из четырех силовых гондол.
Это было все равно, что коту отрезать одну из четырех лап.
Это могло произойти и с Ноль-Девять, и это тревожило Радэка, заставляя насос в его груди болезненно сжиматься в сырой тефтель. Однажды, будучи слегка под градусом, он в порыве эйфории поклялся на разводном ключе, что будет чтить и отстаивать работоспособность своего корабля, и пусть момент клятвы он помнил урывками, но относился к ней с серьезностью человека, заключившего брачный контракт, а обручальным кольцом ему служил тот самый разводной ключ. Однако был и другой контракт, который он заключил многими годами ранее и на гораздо более высоком уровне, обязывающий его работать на благо экспедиции. И вот наступил момент, когда контракты начали вступать во что-то, издалека напоминающее конфликт, и Радэка изнутри в такт с желтой лампочкой начало клевать неприятное чувство, будто он сейчас что-то предал.
— Кто-нибудь сейчас есть на борту? — заставил его вздрогнуть
— Я в машинном отделении.
— Отлично. Ты не мог бы подойти в челнок Б?
— Эмиль, у нас тут сейчас есть более важные проблемы, чем возиться с челноками.
— Дело не в челноке, — ответил Эмиль, сделав задумчивую паузу на поиски нужных слов, — У нас тут проблемы с Вильмой.
Радэк с Вильмой были отличными друзьями. Отличными в той степени, в которой в принципе могли отличиться друзья, однажды едва не переспавшие друг с другом. С тех пор между ними сохранилось некоторое напряжение, однако кодекс поведения экипажа был прописан четко, недвусмысленно, и предписывал не выражать к кому-либо из сослуживцев особого отношения, и они оба решили больше не перечить кодексу, ведь они оба являлись профессионалами… По крайней мере Радэк очень на это надеялся, и каждый раз, когда он слышал в одном предложении слова «Вильма» и «проблемы», он понимал, что в глубине души ожидал любого сочетания этих слов и тихо боялся, что кто-то произнесет их вслух. Но их все же произнесли, и Радэку оставалось лишь с головой нырнуть в эти проблемы, потому что любая альтернатива значила бы перечить кодексу поведения. У кого-то должна быть на плечах холодная голова, и голова Радэка стремилась к абсолютному нулю до тех пор, пока он не нажал на кнопку, и шлюзовая дверь отъехала в сторону.
— …и первый указ, который я издам в качестве президенши Обединенного Созвездия… О, привет, Радэк, присоединяйся! Так вот, это будет снабжение всех буксиров дальнего следования свежими апльсинами.
Радэк ловко и почти незаметно для окружающих уронил и моментально подхватил в полете свою челюсть. Челнок Б оставался все тем же челноком Б, но что-то изменило саму его суть, словно осквернило его и выветрило из него всю рабочую атмосферу. Возможно, это был едкий запах, забивающий ноздри, но с гораздо большей вероятностью это был источник запаха, находящийся в неуклюжей женской руке, окруженной не то синяками, не то пятнами от таинственного красного напитка, бьющегося о стеклянные стенки стакана, словно Вильма пыталась написать им каждое произнесенное слово. Она сидела на палубе, покачиваясь сломанным метрономом, ее губы были покрыты высохшими красно-лиловыми пятнами, потускневшие глаза смотрели на мир сквозь пелену дурмана, а язык путался в звуках, словно в плохо прожеванном мясе. Эмиль, стоящий рядом с ней и не знающий, чем занять свои руки, еще никогда не выглядел таким беспомощным. Его лицо выражало озадаченность, озабоченность и еще много слов, начинающихся на О, а вошедшего коллегу он вдобавок к этому встретил немым взглядом, умоляющим о помощи.
Не имея в голове четкого плана действий на этот случай Радэк побоялся приближаться. Вместо этого он схватил Эмиля за рукав, насильно подтянул его поближе к себе и злостно зашипел ему на ухо:
— Это что еще такое?
— Это Вильма, — последовал растерянный ответ, и Эмиль бросил неуверенный взгляд на штурмана, словно пытаясь удостовериться, что он правильно ответил.
— Спасибо, что напомнил, — зашипел Радэк еще громче, — Я спрашиваю, что за балаган здесь творится?
— Я не знаю, — развел он руками, — Я искал аварийные ключи, зашел сюда и нашел ее уже в таком состоянии. По-моему, она чем-то отравилась…
— Отравилась? Да разуй же ты глаза, — указательный палец гневно оттопырился в сторону Вильмы, — Она напилась в доску!
— Чем?
— Эмиль, ты тоже что ли выпил? — заглянул Радэк в глаза коллеге, и увидел в них практически все, кроме порочной пелены алкогольного дурмана.
— Нет.
— Тогда разуй глаза еще шире — у нее в руке стакан вина.
— Нет-нет-нет, — нервно улыбнулся Эмиль, отведя глаза, — Я тоже сначала по ошибке так подумал…
— Мущины, я тут вообще-то тоже хочу поучаствовать в разговоре…